Читать «Претендент на царство» онлайн - страница 101

Валерий Степанович Рогов

Мы долго и суетливо собирались, а голубь и не думал улетать: он спокойно ждал и неотрывно следил за нами своими вишнёвыми бусинами. Его косячий взгляд — головка набок и как бы снизу — был настолько пронзительным… нет, не птичий и, пожалуй, не человеческий, а совершенно иной… В общем, мы недоумённо, без малейших сомнений чувствовали, что он знает и ведает то, что никак не могли знать и ведать мы. Это пугало, представлялось фантастическим, нездешним…

… Наконец я распахнул наши огромные ворота с высоким навесом — в проёме открылась сизо-чёрная туча с кроваво пламенеющей полосой на горизонте, и он, чистейшей белизны голубь, взмахнув невесомо крылами, дивно спланировал на навес, не то останавливая наш отъезд, не то с нами прощаясь…

В сильном волнении, когда вдруг тебя конвульсивно передёргивает, мы боязливо сознавали всю невероятность происходящего, — да, всю нездешность этого явления.

… Немного отъехав, я, будто по внушённой команде, покорно затормозил. Мы оглянулись: голубь по-прежнему возвышался на навесе и вглядывался в нас пристально. Нам показалось — с великой грустью… пожалуй, даже с печалью. Так и осталось в памяти: белый голубь и ещё живой дом.

Мы, конечно, не сразу проникли в смысл того, о чём голубь нас предупреждал — о надвигающемся грозовом смерче и об уже заказанном пожаре. Ведь и в том, и в другом случае мы могли… а, пожалуй, должны были погибнуть. Но первое вскоре нам пришлось испытать, потому что мы не вняли явной подсказке, а от второго необъяснимым — чудесным! — образом были избавлены.

… В общем, мы мчались, суетно торопясь в Москву, — сквозь мещерские затаившиеся леса, в полнейшем одиночестве, под давящим сизо-тучным небом, устремляясь на далёкий кровавый закат. Под Егорьевском обвалилась внезапно темень — мы попали в жуткую грозу, в кромешный потоп. Ураганные порывы ветра прямо-таки останавливали машину. Непрерывно грохотала непроглядная чернь, а в каких-то шагах от нас, как ломанные осколки солнца, вспыхивали молнии.

Взрывные вспышки громо-молний ярчайше освещали коридор шоссе, и мы с ужасом видели как слева и справа подкошено валятся громадные деревья, будто солдаты из оцепеневшего строя… Стихия бушевала зло и неутомимо, и вокруг происходило нечто мистически-жуткое, неподвластное человеку. Самую непередаваемую жуть мы испытали в тот краткий, оглушительный миг, когда по машине жёстко хлыстанули бледно-болотные ветви, упавшей почти на нас горькой осины

Такого смертельного урагана мы никогда не переживали. И не страх, а именно жуть охватывала нас, пока мы вырывались из самой что ни на есть преисподней. Всюду мерещились гибнущие деревья, но само шоссе пугало не меньше: в извилистом коридоре-русле оно неслось на нас, словно взбесившаяся река…

Мы не останавливались и упрямо ползли вперёд — именно ползли, — и, самое удивительное, твёрдо знали, что только так можем спастись. Да, мы помнили о белом голубе, и верили, что он нас ведёт…

А затем, какое-то время спустя, дотла выгорел наш послевоенный пятистенок, из брёвен без подсочки, — из естественной смоляной сосны! — от вспыхнувшего неведомо с чего сенного сарая… И вновь он, белый голубь неотступно спасал нас, прежде всего меня, удерживая в Москве, чтобы не попасть в иную преисподнюю — в дымно-огненный смерч…