Читать «В ролях» онлайн - страница 14

Виктория Лебедева

Глава 6

Билеты взяли в первый ряд. Петр Василич и Любочка смотрели внимательно и с удовольствием. Когда в первой массовочной сцене сельчане вперемешку с актерами полезли через борт грузовика, Любочка очень смеялась и толкала отчима в бок, пальцем тыкая в сторону мелькнувших и исчезнувших одноклассников. Потом она за Нюрку переживала, что приходится той за нелюбимого бригадира замуж. И еще было почему-то жуть как интересно, кто же сельпо обокрал. А вот Галина Алексеевна ерзала и вертелась, словно ее на лопате в печь пихали, и даже рукой в нетерпении перед экраном вращала – быстрее, мол, крутите свое кино, не задерживайте.

Кажется, фильм длился целую вечность. Но вот настал долгожданный момент. Милиционер (медленно, ах, как медленно) клеймил ушлого бригадира Рябого, потом (медленно, ну как же медленно!) велел сажать бандитов «на одну холку», потом (медленно, медленно, медленно!) лошадь трогалась с места и шагала по большаку… А потом вдруг в кадр вплыла лодка, зазвучало: «Я вернусь домой на закате дня…», густо зазеленел невнятный сибирский пейзаж. Прошел по дороге одинокий Золотухин, прокатилась по лесу неторопливая телега. И вот уже милиционер спал, усталый, тянулся по Мане-реке бесконечный сплав (вид сверху). Из одной точки стала прорастать зловещая красно-рыжая надпись «КОНЕЦ ФИЛЬМА». И все! И (Как же так?! Не может этого быть!) никакой Любочки…

«Невозможно! Это ошибка, ошибка!» – вопияло все в оцепеневшей Галине Алексеевне. Вот и квитанция об оплате одного съемочного дня, три пятьдесят, с подписью и печатью, которая хранилась в паспорте, за обложкой. Невозможно, невозможно! Меж тем никакой ошибки не было. По первоначальной режиссерской задумке, действительно, должны были провезти бандитов по селу и сельчане, действительно, должны были стоять на обочине и молча смотреть с укоризною – крупным планом. Так бы и было, наверное, если б не Любочка. Бьющее в глаза сходство с Нюркой-Пырьевой безнадежно сгубило сцену. Пришлось вырезать все, остался лишь жалкий начальный обрубок.

Галина Алексеевна не помнила, как вышла из кинотеатра. Она отыскала себя на заднем сидении трамвая, бегущего от «Гиганта» прочь, рядом обнаружила всхлипывающую Любочку и растерянного Петра Василича, который метался и не знал, за кем ему ухаживать, а впереди – обыкновенных пассажиров, которые ехали по своим делам, не оборачиваясь, потому что не знали, что прямо за ними скромно сидит будущая мировая знаменитость. Мало-помалу Галина Алексеевна вновь обрела способность выстраивать в голове логические цепочки. Ее перегруженная, воспаленная мысль двигалась от постепенного понимания: «все кончено» к той критической отметке, за которой рождалось ощущение катастрофы. Галина Алексеевна уже не удивлялась, отчего всхлипывает Любочка, и знала, почему пассажиры иркутского трамвая №1 не оглядываются на нее, такую ослепительную. И не оглянутся, уже никогда не оглянутся. Ни-ког-да. А следом пришло самое страшное понимание: Слюдянка. Бабка. Городская квартира. Бабка мертва, ключи от квартиры участковый милиционер спрятал в широкий карман шинели, и они (бултых) стремительно пошли на дно… Проклинаю… Бабка написала тогда одно лишь слово: «Проклинаю!» И Любочки не было. Она ведь должна, должна была быть, но ее не было. Потому что бабка написала «проклинаю», прокляла, не пожалела единственную правнучку, и ее, Галину Алексеевну, потому что… О, Господи! Она ведь сама, сама во всем виновата, зачем она все ей высказала тогда, зачем писала, зачем ругала проклятую бабку, зачем, зачем рассказала старой ведьме про кино?! И вот теперь Любочки не было, не было, не было в кадре! Это старая ведьма все подстроила, все! Жизнь теперь сломана – Любочкина молодая жизнь, из-за одного неосторожного слова… Как же это могло случиться с ними, с ней, с Галиной Алексеевной, всегда такой рассудительной и осторожной, которая Любочкиного будущего ради готова была ползти на коленях куда и за кем угодно, лишь бы девочка была счастлива и богата?! Невозможно, невозможно!