Читать «Степные рыцари» онлайн - страница 33

Дмитрий Ильич Петров-Бирюк

Все чаще и чаще стали роптать казаки.

А тут в довершение ко всему стало не хватать продуктов. Непривычные к лишениям, запорожцы взбунтовались:

— Чего мы стоим?

— Якого биса дожидаемся?

— Пидемо, братови, к персидскому хану. Вин нас гарно приме.

— Гей, пидемо!

— Пидемо!

С грустью прислушивался Татаринов к этим крикам. Что он мог поделать? И в самом деле, в любую минуту можно ждать открытого бунта. Самое страшное — это если запорожцы снимут осаду и уйдут в Персию. Это хуже смерти. Одни донцы не осилят взять крепость. Да если уйдут запорожцы, едва ли останутся у стен азовских одни донские казаки.

И вот однажды ослушники, горячие головушки, увлекли за собой на штурм крепости некоторых нетерпеливых казаков.

С печалью смотрел Татаринов с кургана, как бурливой волной окатили казаки крепостные стены. Под яростным ружейным и пушечным огнем врага они перебрались через ров, подставляя лестницы, карабкались на стены. Но защитники легко отбились от штурмующих. Отступили казаки в тот раз, оставив у стен крепости много трупов своих товарищей.

Неудачи следовали за неудачами.

Из Черкасска прибыл Чириков, стал требовать немедленного освобождения турецкого посла, грозя царским гневом.

А тут среди казаков распространился слух о том, что с часу на час в Азов должен прибыть огромный флот с отборными войсками, посланными султаном из Царьграда. И этот флот будто вызвали своим колдовством турецкий посол Тома Кантакузен и его толмач Ассан.

Слухи эти производили на казаков и запорожцев удручающее впечатление.

— Давай сюда к нам Фомку проклятого и его толмача! — орали они. — Нехай дадут нам ответ об этом. Давай посла!.. Давай!

Будь на месте походного атамана кто-нибудь другой, тот, видимо, при создавшемся положении растерялся бы, наделал массу непростительных ошибок. Но не таковский был Михаил Татаринов. Все эти невзгоды и неудачи, навалившиеся вдруг на его голову, только больше закаляли его волю. Умный, проницательный, он понимал, что все это временное явление и что надо дать какой-нибудь выход недовольству казаков. Он вызвал к себе есаула Пазухина.

— Панька, — сказал ему атаман, — что это ты уж больно красен, как рак вареный? Хмельного, должно, дюже зашибаешь, а?

— Да не без этого, атаман, — уклончиво произнес Пазухин. — Бывает иной раз, что и хлебнешь малость какую.

— Малость ли? — с сомнением взглянул на своего есаула Татаринов. — Гляди, парень, кабы тебя паралик не ударил.

— Все под богом ходим, — вздохнул есаул. — На то его святая воля.

— Бог-то бог, да сам не будь плох. Береженого, брат, и бог бережет.

— Да это хочь правда, — согласился Пазухин. — Слухаю тебя, атаман, что кликал?

— Слышь, казаки вон орут, требуют, чтобы Фомку Кантакузина им на глаза подать.

— Ну, слыхал, так что? Давай привезем его и толмача Ассанку.

— Так ведь побьют их казаки.

— А тебе что, атаман, жалко их? Да дьявол с ними, Нехай сгибают.

— Да мне их не жалко. Только, может, невинные? Вот, говорят, грамоты какие-то Фомка Кантакузин султану в Царьград да крымскому хану посылал. Вроде бы просил немедленно у них помощи. Казаки, мол, подошли к Азову, норовят забрать его… Вот оно какое дело-то. Только как Фомка мог послать те грамоты, ежели он в кайданах закованный, взаперти в темнице подвальной сидит? — хитрил Татаринов.