Читать «Убить Петра Великого» онлайн - страница 42

Подьячий принес парчовый кафтан. На локотках слегка протерт, но зато не драный. И бережно положив его на лавку, спрятался в углу.

— А ну примерь! — распорядился Ромодановский.

Перечить Федька Савельев не стал. Подняв кафтан, надел без видимой охоты. Глянул на покрой — крепко сшито, но с чужого плеча. Наверняка сняли с какого-то горемычного.

Но ведь не спросишь!

— Эко, какой молодец! Как на тебя сшит. А теперь давай рассказывай, что тебе ведомо.

— В Ярославле на базарной площади повстречал купца. Товар он вез в Москву. У него свояк в московских стрельцах. Так вот он сказывал, что стрельцы службой государевой недовольны. Того и гляди, бунт поднимут.

— Как зовут купца? — строго вопрошал князь.

— Тимофеем кличут… Степанов.

— Записал? — обратился Ромодановский к подьячему, поскрипывающему гусиным пером.

— Успел, батюшка.

— Далее.

— Говорил, что турецкая кампания все соки из стрельцов повысасывала. Житие худое, более половины из них под Азовом в боях сгинуло. Обнищали совсем.

— Как зовут стрельца?

— Фрол Кречетов, сотник.

— Ишь ты… Разыщем! Никуда он от нас не денется.

— Чего же им не хватало-то? Государь о них как о детях родных заботился. Что там еще?

— Говорил про сухари. Дескать, съели все. Осталось травой питаться.

— Вот оно что… Доставим мы им сухари, — многообещающе проговорил Ромодановский. — Они у них еще поперек горла встанут.

— А еще о поборах и податях говорят, будто бы безмерно завышены.

Крупная голова Ромодановского озадаченно качнулась:

— Что же за народец у нас такой на Руси? О благе их печешься, скверну выкорчевываешь, а она вновь гнилым многотравьем пробивается. И кто же это на поборы жалуется?

— Купец Афанасий Кучумов из Медведкова со товарищами.

— Разберемся и с ними, — сурово пообещал глава приказа. — Есть еще что-нибудь?

— Кажись, все, Федор Юрьевич.

— Вот что, попович. С сегодняшнего дня становишься на довольстве в Преображенском приказе. В сыске подвяжешься, а там, глядишь, в приказные выбьешься!

— С божьей милостью, князь, — глухо отозвался Федор Савельев.

— Ты это брось! Не с божьей помощью, а с моей. Уразумел? — строго спросил Федор Юрьевич.

— Уразумел.

— Надеюсь, грамотен? — все тем же строгим голосом спросил стольник.

— А то как же! — почти обиделся попов сын. — С малолетства в грамоте смыслю. За харчи прошения писал. Не тужил!

— Вот и славно, нам в приказе грамотеи нужны. Прошка, дай поповичу бумагу.

— Сейчас, батюшка, — вскочил подьячий. — Малость угол запачкан, чернила опрокинул, пришлось слизать, — показал он язык, черный от проглоченных чернил.

— Ты у меня так все чернила вылакаешь, — неодобрительно пробурчал князь. — Чем тогда приказы писать станешь?

Попович взял гусиное перо, оторвал зубами разбахромившейся конец и замер в ожидании.

— Готов?

— Готов, батюшка!

— «Я, попович из Переславля, Федька Савельев, бью челом князю Федору Юрьевичу Ромодановскому, главному судье Преображенского приказа… Хочу служить верой и правдой великому государю… хочу быть его глазами и ушами…» Написал?