Читать «Татуиро (Daemones)» онлайн - страница 75

Скакнул по слезе солнечный зайчик, Лариса моргнула, засмеялась, не растягивая замерзших губ, и, потащив на голову платок, замотала кое-как, упихивая под край бьющиеся пряди. Накинула капюшон и крепко стянула шнурок под горлом.

Витька покаянно скривился, извиняясь за приказной тон, увлекся, мол, но она только снова рассмеялась и пошла спускаться по склону, навстречу ветру и морю, домой. Он заспотыкался следом, останавливаясь, почти на каждом шагу снова таща из кармана камеру. Радуясь, что прихватил именно эту, небольшую и без наворотов.

В жаркой кухне грел руки под пушистым Марфиным животом, слушая, как ветер за окном взревывает, дробно стуча в стекла мелкими обломанными веточками.

— Лучше любой хозяйки, все слабое унесет, выметет, выкинет прочь, — напевно рассказывала хозяйка, уже заплетя косу и шоркая по плите закопченым чайником, — а нам что, мы в тепле, с чаем, с Марфой. И с красавицей твоей.

Витька улыбался, говорил ерунду, спрашивал пустячное, радуясь отмерзшим губам и удачной прогулке. Доставал из-под кошки руку и оглаживал камеру, лежащую рядом с мисочкой. Лариса слушала, кивала, понимая его хмель.

А потом, налив черного чаю в сразу горячие кружки, глянула извинительно и села на свое место, подобрала ноги на скамеечку и раскрыла книгу. Витька умолк, как натолкнувшись на преграду. Посидел неловко, и сам взял книгу, что лежала рядом. Раскрыл. Лариса улыбнулась.

И зачитался. Так и сидели, пока ветер нес горстями темноту, замазывал стекла, делая желтый свет в кухне ярче и уютнее.

Три дня будет дуть, если к вечеру первого не убьется, вспомнил Витька арифметику норд-оста. А если на третий день не стихнет, то еще три дня. В маленьком старом доме, мастер, хранитель, кошка и змея — как на дне стеклянного шара с тонкими стенками — отдельно от всех. Там, за ветром, остались — Яша с его натертыми полами и бумкающим железом, плавающие глаза красивой Наташи, Вася с ладонью в засохшей сукровице. И только мастер света напоминал о себе длинным лучом маяка, что сперва загорался на краешке стекла, наливался силой, и, мелькнув в самой серединке окна, исчезал в другом углу.

Отрываясь от книги, Витька думал о том, что луч, оставив дом, гладит полегшую зябкую траву, утешает, — будет весна, будет сок в новых стеблях; и движется дальше, низко летя над вершинами холмов. Ложится на заусенцы волн.

— Лариса?

— М-м?

— А вы почему сказали, что учить тут вам некого?

Женщина подняла лицо от книги. Марфа сошла с колен Витьки и прыгнула к хозяйке. Смотрели на него вдвоем.

— Я тут родилась. И всегда была и тут и не здесь одновременно. Знаешь, как это?

— Н-нет. Я нормальным был пацаном, обычным.

— А я не очень… обычной. Но не сказать, что фантазеркой, как многие дети. Просто, все, что я видела, оно во мне болело. …Весной в степи цветы появляются. Ты не девчонка, может и не помнишь. Те, что в парках и на воде — длинный стебель, красивый хитро завернутый цветок, нежный, — ирисы. А здесь они же маленькие, жесткие, вылезают из тощей травки на половину детской ладошки, листья зубчиками. Мы их «петушки» называли.