Читать «Татуиро (Daemones)» онлайн - страница 109

Но сердце не закроешь. Чтоб не пропустить того, кого поставлена ждать, должна и все, что в этих местах происходит, брать в сердце, не затворяя его от чужих болей. Хоть посидеть рядом собакой, сунуть морду в ладонь и замереть, принимая часть. А там, может справится, поймет, увидит. Все увидит, а не только то, что ему ревность и злость показали. Но сам. Иначе не впрок. А мальчишка хороший, на глазах вырос.

Так сидели рядом, дыша вместе с ударами волн, смотрели, как светятся окна в черном еще воздухе ночи.

Она вспоминала, как давно, лет десять назад, семилетний Генка приходил с игрушечным ведерком, важный, и подавал сложенные тугим квадратиком бумажки денег. Сам шел в курятник выбрать десяток теплых яичек. После не уходил, топтался выжидательно. И она подталкивала его к дорожке в огород, где под защитой склона гнул тонкие ветви персик, увешанный розовыми бархатными шарами. Он никогда не приносил корзинки или второго ведерка и Лариса ценила его щепетильность. Давала с собой эмалированную миску с черными щербинами и сама досыпала персиков с горкой. Уходил неуклюже, берёг ведерко, чтоб не побить купленных яичек, а миску держал на руке, уперев краем в линялую майку.

Знала, через полчаса обязательно прибежит обратно, вернуть миску и от мамы спасибо. Кивала, подозревая, что мамино спасибо только от него, семью знала и не любила. Только Генка там был хорош. За то, видно, сейчас и получает сполна. С горой, как тех в детстве персиков.

Отец, Андрюха Матвеич, получал пенсию от колхоза по инвалидности, хотя все знали, что ногу ему раздавило на ночном лове, когда рыбу выбрасывали, спасаясь от рыбнадзора и в маленькой бухте прятали лодки. Но Яша похлопотал, и с тех пор Андрюха сидел в кухне, во главе неубранного стола, положив среди грязных тарелок спеченные солнцем и морем морщинистые кулаки и гудел низким голосом, перечисляя грехи жены своей Надьки. И чем больше выпито было за грязным столом, тем грехов прибавлялось. К чаю, после борща и жареной рыбы, Надька не выдерживала и к заунывному гудению мужа добавлялся визгливый крик. Так и жили, от утреннего крика до обеденного, а там уж и вечер недалеко. Пили почти всегда вместе и Генка часто играл у Ларисы во дворе. Но то, когда маленький был. Потом завел себе широкие штаны со множеством карманов, заработал по летней страде на плеер с батарейками и ходил уже на поселковую дискотеку. Или в степь — ловить щеглов и чижиков. А летом нырял до красных пятен от маски по лицу, добывая рапанов и мидий, как все поселковые мальчишки, чтобы потом ходить вдоль пляжа, среди ковриков и надувных матрасов, с клетчатой сумкой: холодное пиво, таранка, шашлычки из мидий и рапанов. Вырос на две головы выше, чем субтильный отец, который дома предпочитал сидеть за столом, чтоб не теряться на фоне массивной жены. От Андрюхи досталась Генке тощая, но ровная фигура и привычка при разговоре клонить голову к одному плечу, а от матери — хороший рост, цыганские волосы и мелкие зубы. Получился парень, но как-то не по-местному. Слишком гибкий и смотрит диковато, в глазах будто налита штормовая темная с зеленью вода. Из-за домашнего ора, что длился годами, сам кричать не любил и вообще говорил мало. С ребятами сам выбирал, куда идти, а куда и не шел, ничего не объясняя. За рапанами нырять — всегда. А подстеречь после школы врагов из соседнего поселка — нечасто. Чаще ходил один, и чуть склоненная к плечу голова лицом всегда повернута была не к поселку, а к морю или к дороге, что в город.