Читать «Семейная кухня» онлайн - страница 29
Маша Трауб
Ее должны были положить в психлечебницу, но бабушка взяла ее на поруки, забрала домой.
Мама уехала в Москву, училась, потом родила меня, привозила в село на лето. Они с Ирочкой продолжали дружить. Мама или бабушка оставляли меня с ней в детском садике или у нее дома. Она шила мне красивые сарафаны и наряжала как куклу. Разрешала поиграть со шкатулкой, доверху набитой жемчужными пуговицами, серебряными пряжками, золотыми нитями и атласными лентами. Она заплетала мне причудливые косы и вплетала банты. Я ее обожала и считала самой красивой женщиной на свете. Даже не женщиной, принцессой.
– Бабушка, а Ирочка принцесса? – спрашивала я.
– Почему? – удивлялась бабушка.
– Потому что она красивая и заколдованная, – убежденно отвечала я.
– Почему – «заколдованная»?
– Потому что она укололась иголкой, и злая колдунья сделала ей горб. Но приедет принц и ее расколдует. Правда?
– Правда.
– Ирочка, а когда за тобой принц приедет расколдовывать, ты меня позовешь?
– Позову.
– А когда он приедет?
– Не знаю. Мне кажется, он заблудился.
– В темном лесу с серым волком? Или у Кощея Бессмертного?
– Не знаю.
– Но ты его обязательно дождись. И меня разбуди, если я спать буду.
– Хорошо, – отвечала Ирочка.
Ирочка любила со мной играть. Она закидывала меня на закорки и бегала по комнате.
– Держись за шею, за горб не держись, – требовала она, и я послушно обнимала ее за шею.
Когда мама забирала меня в Москву, я плакала и требовала забрать с собой все платья и сарафаны, которые сшила мне Ирочка.
– Это же целый чемодан, как мы его повезем? – ахала мама.
Но я цеплялась за вещи и ни с одной не желала расставаться. Мама упаковывала чемодан и сажала меня сверху, чтобы закрыть. Иногда на него приходилось садиться и Ирочке.
Мама оставалась единственной Ирочкиной подругой. Никто в селе с ней не общался. Даже соседки. Только моя бабушка и мама.
К Ирочке стали ходить мужчины. Почти открыто. Женатые и холостые. Разные. Ирочка не отказывала почти никому. И все женщины знали, к кому ходят их мужья.
– Она ведьма, – шептались в селе.
Дело было в ее неувядающей красоте. Она не менялась, хотя ей было уже не двадцать. Даже моя мама с подозрением смотрела на подругу.
– Что ты с собой делаешь? – однажды спросила она.
– Ничего, – пожала плечами та. – Я больше не живу. Ничего не чувствую – ни радости, ни горя, ни счастья. Ничего.
Ирочка продолжала работать в садике, но ей пришлось оттуда уволиться. Женщины не хотели, чтобы дети пели под аккомпанемент местной… «куртизанки». Ирочка зарабатывала шитьем. И даже те женщины, чьи мужья бывали у Ирочки вечером, утром приходили на примерку. Если ожидался большой праздник или приезд родственников, все бежали к Ирочке за новым платьем. Женщины в глаза ничего ей не говорили. Боялись, наверное. Но за спиной шушукались.
Пока Ирочка снимала мерки или закалывала платье булавками, подгоняя по фигуре, женщины гадали, что их мужья находят в этой горбунье. Почему ходят к ней, а не к другой? Или дело было в завораживающем уродстве – невероятной красоте лица и изуродованном теле? При этом они знали, что Ирочка никогда не сможет выйти замуж, даже за самого нищего или вдовца, даже за старика, никогда не родит ребенка, но не жалели ее. Наоборот, завидовали и ненавидели. Они не замечали, что ее горб стал больше и уже виден даже под платьем. Что Ирочка смотрит на всех остановившимся взглядом и уже не мечтает оказаться на месте хотя бы одной из них, как хотела в молодости.