Читать «Александр Секацкий в Журнальном зале 1999-2012» онлайн - страница 63

‚о-вторых, так ли уж верно утверждение, что музыка рассказывает сама о себе звуками? ‚ каком смысле музыкальное произведение складываетсЯ из семи нот или из некоторого набора их устойчивых сочетаний? ‚ сущности, любаЯ рефлексиЯ о музыке начинаетсЯ лишь тогда, когда подвергнут сомнению тезис, будто музыка представлЯет собой определенную последовательность звуков.

3.„альнейшее исследование посвЯщено рассмотрению противоположного тезиса: звучащаЯ музыка отнюдь не тождественна музыке как таковой. Ќе всЯ музыка мира озвучена, а сам процесс озвучиваниЯ на поверку часто оказываетсЯ глушением, весьма эффективным способом блокированиЯ Њузыки. „иапазон слышимой музыки изначально востребован вообще лишь потому, что он ЯвлЯет собой окно в иное; но одновременно эта первичнаЯ востребованность порождает неустранимые злоупотреблениЯ. Џрозрачное стекло замутнЯетсЯ, слух фиксируетсЯ в самодостаточной рамке — обманутый слух. ‚ результате именно обманутым слухом, понаслышке слушаетсЯ привычнаЯ музыка шумового фона. ЃольшаЯ часть музыкального сопровождениЯ повседневности производитсЯ взбесившимсЯ ретранслЯтором, самоотключившимсЯ от ќфира и гонЯющим по кругу девальвированные созвучиЯ с вариациЯми.

‡вуковое оформление Њузыки может оказатьсЯ своеобразным сюрпризом длЯ композитора, что и отметил Ђдорно, один из немногих знатоков сути дела: “Љомпозиторы, обладавшие великолепным музыкальным слухом, слушаЯ в оркестровом исполнении свои произведениЯ, нередко приходили в замешательство. ‚иной тому  неопределенность, а также упомЯнутаЯ

* * *

Журнальный зал | Нева, 2004 N10 | Александр Секацкий

1. Двум смертям не бывать?

Эта русская пословица может послужить первым звеном в цепочке размышлений о предмете, о котором случалось размышлять каждому. Правда, далеко не каждому удавалось при этом сойти с накатанной колеи, слишком уж притягивает неотвратимость, завлекая в сеть как дежурных шуток, так и дежурных парадоксов. Андрей Демичев, основатель петербургской танатологии, отвечая на вопрос финских корреспондентов о страхе смерти, в шутку заметил: “Страшно умирать только первый раз”. Шутка возымела действие и определила дальнейшую тональность беседы. А между тем стоило бы задержаться на этом тезисе несколько подольше.

Представим себе, что такой вариант возможен, и попробуем задуматься: действительно ли вторая, третья и последующие смерти воспринимались бы легче, будучи уже по-своему привычным делом? А может быть, умирать во второй раз было бы гораздо страшнее, чем умирать впервые?

Если стремление подольше задержаться среди живых является фактом внутреннего опыта (хотя и не всеобщим), а стремление вернуть жизнь умершим соответствует самым глубинным чаяниям (так, во всяком случае, полагал Николай Федоров), то со встречным желанием дело обстоит сложнее. Захочет ли вернуться обратно тот, кто уже пересек линию, разделяющую живых и мертвых? Обратится ли оживленный со словами благодарности к оживившим его? “Внутренний опыт”, на который можно было бы сослаться, здесь начисто отсутствует. Остается надеяться только на метафизическую интуицию, но и она не устраняет двусмысленности. В фантастическом романе Наля Подольского “Возмущение праха” рассматривается мир, в котором проект Общего дела, предложенный Николаем Федоровым, частично реализован: проведены успешные опыты по кратковременному воскрешению. Одна из самых эффектных сцен — разговор с покойником, оживленным ненадолго по приказу секретной службы: