Читать «Усталость» онлайн - страница 49

— В тысяча девятьсот втором году удалось впервые у отделенного от человеческого тела сердца вызвать сокращения через несколько часов после смерти…

Мне не хочется думать о таких вещах, да и Леа становится крайне серьезной. Наверно, она представила себе, как это несчастное сердце поместили в сосуд и надувательски заставили работать. Ведь сердцу хочется, чтоб мы жили, вот оно и работает, работает без передышки. Но у сердца нет ни ума, ни глаз, оно не знает, ради чего ему приходится так вкалывать. Оно качает кровь, независимо от нашей воли. Сердце бессердечно и бессовестно …

Леа снова подходит к двери.

— Нащупайте у себя пульс лучекостной артерии, сонной артерии и височной артерии.

Она вздергивает вверх левый рукав, ищет пульс. Почему-то и я начинаю искать пульс своей лучекостной артерии.

Двое людей, полутемный склад, печка для сжигания опилок. Двое людей прислушиваются к своему сердцу, проверяют, бьется ли оно и как бьется. Мы живы. Я раньше тебя, Леа, покину это пятно света между двумя мраками. Ты должна жить долго, тебе наверняка предназначено сотворить новые конусовидные сердца, новые освещаемые на миг лица.

Освещенные лица вспыхнут на миг и растворятся в эбеновой тьме.

Теперь мы с Леа ищем сонную артерию. Шея у нее мягкая, ее, наверно, еще ни разу не касались мужские губы, белая шея с очень мягкой, гладкой и нежной кожей, но на зависть молодая и напряженная!

Кадык под моей ладонью скачет, как поплавок, весь подбородок усеян кустами жесткой щетины.

Наконец мы переходим к височной артерии. Леа найти ее труднее, чем мне. Она начинает даже сомневаться: мол, кто его знает, есть ли у нее вообще эта височная артерия. Но моя височная артерия хорошо мне знакома: я ведь так часто сидел, сжимая голову руками, наверняка чаще, чем она.

Леа закрывает учебник анатомии. Теперь она знает про сердце ровно столько, сколько требуется.

Я усаживаюсь поудобнее, прислоняюсь спиной к стене. Я с удовольствием послушал бы что-нибудь еще и, может быть, подремал бы. Когда-нибудь Леа будет убаюкивать своих детей, но ей и в голову не придет, что однажды она уже убаюкивала кого-то другого.

И Леа начинает:

— Треугольник ABC подобен треугольнику А1 В1 С1. И она старательно объясняет, почему. Все из-за этой гипотенузы. И еще из-за двух углов. Я задремываю. Мне так хорошо и тепло. Я хотел бы остаться тут навеки, чтобы все время слышать в полусне голос Леа.

Просыпаюсь я почти в семь. Леа спит за столиком, уронив голову на руки. Учебник, рассказывающий о конусовидных сердцах, лежит на полу. За окном на потолке виднеется небо в тучах.

Я встаю, смахиваю с пальто пыль и, крадучись, выбираюсь из сеней.

Утро пасмурное и ветреное. По-прежнему сеется дождь. Лицо обдает мелкими брызгами. Свежо. Желтый молочный фургон подкатывает к магазину. Гремят бутылки. Придется бродить почти целый час — «Централь» открывается в восемь.