Читать «Лист Мёбиуса» онлайн - страница 22

Энн Ветемаа

— Почему Леопольд?

— По-моему, вы очень смахиваете на Леопольда!

— Ну так пусть я буду Леопольдом…

— Вы человек разумный, — уважительно заметил Якоб и продолжал: — Но для людей детерминизм это чашка, с которой каждый день ходят к колодцу. А ведь пословица гласит, что чашка кланяется колодцу, пока колодец не кокнется!

— Пока чашка не кокнется! — поправил Эн. Эл.

Последний сюрреалист засмеялся, и смеялся он, следует признать, превосходно. — Конечно, чашка! Видите, молодой человек, мой стиль губителен для меня самого. Впрочем, колодец ведь тоже может кокнуться…

— Наверное, ваши стихи не слишком понятны публике? — Какой, однако, глупый вопрос.

— А что тут понимать? Кстати, детям моя продукция очень нравится. Они ведь непорочны… Нет хуже тех людей, которые хотят всё понимать, то есть понимать обычным образом. Их понимание равносильно нивелировке моего поэтического мира. Они хотят всё свести к своей логической системе координат, обтрепавшейся от каждодневного употребления. (Тут он приостановился, потом принялся бормотать: — Затасканная система координат, изношенный Декарт, отхаркивающие взаимно перпендикулярные прямые, нет… это слишком сильно. А может быть, заиндевевшая система координат? А?)

— Неужели сюрреализм не признает координат? — спросил Эн. Эл.

— Разве что криволинейные… Унизительно ведь довольствоваться тремя прямыми, как стрела, координатами!

— А что вы можете предложить еще? — спросил Эн. Эл… торжествуя про себя. — Куда вы денете четвертую прямую?

— Четвертая вонзится в ту же точку, где сходятся другие. Да туда их и больше можно вогнать, — сказал Якоб доброжелательно, снова возвращаясь к вопросам поэзии.

— Стихотворение, которое я вам прочел, вчерне было готово еще в прошлый раз. Только требовало шлифовки. Вместо «рыгающий» телеграфный столб там было «вдумчивый» (ох, с какой иронией скривил Якоб губы, издеваясь над этим эпитетом!»). Одна восхитительно красивая и восхитительна глупая женщина слушала его — между прочим, я страшно нравлюсь женщинам! — она-то, сама того не желая, открыла мне глаза на некоторую недоработку. Представьте, ей очень понравилось, что телеграфный столб вдумчивый, она вообразила, будто милый столбик размышляет о своем далеком прошлом, когда еще был елкой. Ох ты господи! Естественно, я сморщил нос. Тогда она предложила второй «вариант истолкования»… Будто стихотворение можно вообще как-то «истолковывать»! Она сказала, что на телеграфных столбах натянута проволока и по ней бегут тысячи сообщений, тысячи человеческих судеб… Дескать, это прекрасный образ, наводящий ее на размышления, и вообще, дескать, она тоже ненавидит маленькие города, особенно Пылву — там, мол, ужасно сплетничают; однажды ее подняли на смех, когда она надела шорты. А Катаринины хризантемы подсказали ей, что у бедняжки Катарины траур… В действительности же велик был мой траур. Когда молодая дама помалкивала, она была гораздо привлекательнее. По всей вероятности, — задумчиво добавил Якоб, — мне следует ее обрюхатить — беременные женщины тише и покладистее. Эн. Эл. посочувствовал Якобу и пригубил вина.