Читать «ОТ ПЕТРА I ДО КАТАСТРОФЫ 1917» онлайн - страница 228

Как видим, судьба знаменитой Отечественной войны и России во многом определялась ещё до начала военных действий — в идеоло­гическом противостоянии патриотов России и масонов.

Но не сразу «сказка» про Сперанского сказывалась. Российский им­ператор ничего пока репрессивного против Сперанского не предпринял, а только учредил тайный следственный комитет для исследования дея­тельности Сперанского и вообще масонов, о чём Сперанский, благодаря своим «братским» связям, скоро узнал, что видно из его письма масону А. Н. Оленину 11 сентября 1821 года, (как раз после законодательного запрещения существования масонских организаций в России Алексан­дром Первым 21 августа 1821 года): «В 1810 или в1811 году повелено было дела масонские подвергнуть рассмотрению особого секретного комитета».

Следственный комитет вдруг выяснил, что Сперанский вместе со своими единомышленниками с октября 1811 года готовился уже к приходу Наполеона и серьёзно прорабатывал проект управления Рос­сией без монарха или «помимо монарха», а только с помощью Государст­венного совета, Сената и Министерств, а во главе этого исполнительного аппарата был создан идейный мозговой центр — «Безгласный комитет», в который кроме «гениального» Сперанского входили иностранцы: ба­рон Амфельд, Яков Де-Санглер, и для страховки, усиления и прикрытия пытались приобщить к нему главного полицмейстера А. Д. Балашова.

Когда в результате следствия многое «странное» и удивительное открылось, то тогда и сейчас фанатичные поклонники Сперанского, вернее — идеологические, как и в 1901-1906 годах, валили и валят всё на Балашова, на козни и провокации «охранки». Хотя, вероятнее всего, Балашов сам играл на «два фронта», страховался на «всякий случай» на будущее, если проект Сперанского сработает или если придет новая власть в лице всемогущего Наполеона. А когда началось следствие и «запахло жаренным», то Балашов объяснил, что вошел в «Безгласый комитет», чтобы лучше выяснить происки врагов, и наконец-то выяснил как раз — когда началось следствие, и только теперь доложил.

Но и в этом случае опять никаких репрессивных мер против Спе­ранского Александр Первый не предпринимал, и Сперанский оставался вторым человеком в Российской империи, при исполнении.

Но для окончательной развязки этого опасного детектива помог Александру первому и патриотам возмутительнейший случай.

Горячие поклонники Сперанского Л-Г-М пишут о нем: «Удивляет чув­ство собственного достоинства.» и т. п. Да Сперанский был величественен и вел себя как император, в отсутствие настоящего императора, возможно, он в прошлой жизни был императором, это помнил и ревновал к трону, и считал себя более достойным. Это, конечно, шутка. Но к высказанному поклонниками эпитету я добавил бы ещё несколько лестных: «неиспра­вимый шахматист», который уверен, что он самый умный и неуловимый, наглый и самоуверенный «Штирлиц» и т.п, ибо об этом отчетливо говорит следующий финальный случай в деятельности Сперанского.

У Сперанского был давний идейный и духовный близкий друг М. Л. Магницкий (1778-1844 гг.), который в начале правления Алек­сандра Первого работал в Иностранной коллегии и по делам службы с 1801 по 1803 гг. пребывал, работал во Франции в Париже, откуда вернулся уже полностью пропитанный масонской идеологией и респуб­ликанскими идеями, с большим желанием выстроить Россию по новому французскому образцу, и даже его французские «братья по разуму» снабдили его в обратный путь в Россию проектом конституции и запис­кой-инструкцией «о легком способе ввести её». Своих взглядов Маг­ницкий даже не скрывал, занимался почти открыто пропагандой своих взглядов и идей и носил при себе вызывающе масонскую якобинскую символическую дубинку с серебряной бляхой, на которой была надпись на французском языке: «права человека».