Читать «Восьмерка» онлайн - страница 105

Однажды мы втроем пили вино у фонтана, из бутылки, по очереди – было хорошо и непонятно. Впрочем, в юности разница между первым и вторым не так болезненна.

К Раде все ходил ее мутень, я к нему даже попривык.

Однажды Рада искала в сумке зачетку, ничего у нее не получалось – и она вывалила все содержимое на парту. Среди фенечек, старых косметичек, пустых кошельков и тетрадок я заметил десятка полтора своих записок, надорванных и грязных. Зачем она их таскала с собой, а не выбросила сразу, бог весть.

Я и после примечал краешки своих рукописных сказок в ее учебниках. Или однажды, когда Рада передавала мне почитать томик текстов Джима, там моя записка обнаружилась в качестве закладки.

– Это я себе оставлю, – сказала она лукаво, вынимая клочок бумаги. – А это тебе, – и передала книгу. – Только верни, я без нее начинаю скучать.

Мы так и закончили университет, в какой-то сутолоке и суете. Судьба людей, на которых я смотрел и любовался тогда, никак не обретала внятных очертаний. Всем казалось, что важное случится послезавтра, и каждый легко соглашался потерпеть.

Прон почти уже не выступал последние годы, и количество обожающих, а то и боготворящих его людей осталось в пределах нескольких сотен, проживающих в нашем смутном краю. Но и они постепенно исчезали, то перелетая в другие земли и забывая самый язык, на котором пел Проня, то скоропостижно расставаясь со своим сердцебиением.

Мне настало уже двадцать четыре, когда я шел по тротуару и меня кто-то окликнул. Оглянувшись, через дорогу я увидел высокого человека, стоявшего в тени деревьев.

«Кто это?» – подумал я.

На дорогу вышел Прон, пропустил трамвай и на огромных ногах пришагал ко мне.

Он улыбался, как будто мы были старые, замечательные товарищи, и в своей манере протягивал руку для рукопожатья еще метра за три.

Ладонь его, в который раз заметил я, была чуть сыра и почти безвольна – что в сочетании с ростом Проши казалось вовсе удивительным.

Мы пошли гулять вместе.

Иных общих тем, кроме Рады, у нас не было – и первые минуты три пришлось говорить про нее. Тем более что в судьбе нашей знакомой обнаружились кое-какие новости. Хотя, с другой стороны, что мы могли знать всерьез о Раде, чем таким поделиться.

Тогда я спросил Прона за поэзию – целую жизнь мне было тоскливо без людей, готовых говорить о стихах. В ответ он долго кривил лицо, ронял за одним словом невпопад другое, такое же лишнее, а потом вдруг признался, что стихов не читает вовсе, как и всех остальных книг.

После чего мы целую минуту брели молча.

– Лучшие стихи на русском языке написал Осип, и лучшую прозу – Исаак... – сказал, наконец, Проня, вроде как примирительно.

– А я думал, что казачий кайсак Васильев и внук Леона Леоновича! – с разлету ответил я, все еще надеясь на продолжение беседы – пусть бы она превратилась в спор, так тоже радостно.

– Даже не знаю, кто это, – брезгливо отмахнулся Прон и, пока я еще не успел обидеться, предложил, улыбаясь всеми большими зубами: – А пойдем ко мне?