Читать «Неоконченная повесть» онлайн - страница 111

В городке поговаривали, что у бундовца-евсека Абы Когана выросли крылья, как у ангела, вот только белые эти крылья лишь с одной стороны, а с другой – чернее сажи. Потому что задачей Абы стало наведение в городке настоящего пролетарского порядка. А какой может быть порядок, если в местечке открыто продолжают действовать сразу пять хедеров? Разве это не безобразие – целых пять хедеров отравляют мозги молодого поколения! По образцу других городов Аба задумал организовать публичный судебный процесс, дабы заклеймить и осудить эти реакционные клерикальные учреждения.

Одновременно он готовит открытие новой школы, где языком обучения будет идиш. Для этого уже нашли двух учителей. Первый – Леви Берман – лет сорока, худой, со светлой бородкой и приплюснутым носом. В прошлом он учитель иврита. Но если у тебя на руках жена, четверо детей, две бабушки, и все кушать просят, то выбирать не приходится. Теперь Берман вынужден поддерживать не любимый иврит, а кормящий семью идиш. А вот второй учитель, он же директор школы Ицхак Левинсон – бывший бундовец. Уж он-то всем сердцем предан Абе Когану и идишу. Правда, Левинсон никогда в жизни не преподавал и будет заниматься этим на общественных началах. В планах главы евсекций есть и другие важные мероприятия – например, создание клуба рабочих-ремесленников. Много работы у Абы Когана, много перемен в городке.

Хана чувствует себя утомленной после изнурительной дороги и событий первого дня приезда, но держится из последних сил. Надо выглядеть в лучшем виде, произвести впечатление, понравиться людям. Ей жаль, что рядом нет мамы – та была бы очень довольна, глядя, как уверенно дочь держит фасон с новыми родственниками и друзьями. Шоэль тоже молодец – внимательно следит, чтобы Хана не попала в неловкое положение. Но, честно говоря, в его помощи нет нужды – Ханеле ведет себя непринужденно, улыбается всем, отвечает с тактом, беседы не портит. Лея, наша активная комсомолка, отводит ее в сторонку, и вот они уже сидят вместе, лузгают вкусные жареные семечки, оживленно болтают и смеются.

Захрипел граммофон, сдвинут в сторону стол, и молодежь пошла танцевать. У неутомимого Ицхак-Меира не закрывается рот – еще бы, кто не знает, что одесситы на редкость общительны. Отцу Ханы есть о чем порассказать – вон ведь сколько событий произошло в Одессе за последнее время… А молодежь тем временем танцует, один танец сменяется другим. Тут вам и испанка, и венгерка, и вальс, и мазурка, и фрейлехс, и гопак, и еврейская «сударушка-балабуста» – у каждого танца свой рисунок, свой ритм, своя прелесть.

Лучшие плясуньи здесь – Мирьям Горовец и Этеле Зильбер – они не пропустили еще ни одного танца. Граммофон захлебывается, в комнате слышен дружный топот, колеблется язычок керосиновой лампы – много ли света нужно для танца молодым ногам? Меж тем, за окном воцаряется ночь, Хану мучительно клонит ко сну. Ицхак-Меир приходит дочке на помощь. Он подходит к Ханеле и громко желает ей спокойной ночи. Гости отлично понимают намек, и вскоре все расходятся.