Читать «Зеленые млыны» онлайн - страница 25
Василь Земляк
— Как вам сказать?.. Сперва я не придавал этому значения. Мало ли что может родиться в душе, когда окно открыто, а над Глинском всю ночь кричат журавли. Но потом мне стало необходимо вас видеть. Нет. Я что-то не то говорю, совсем не то. Те минуты, когда вы проходите, остаются со мной на весь день. Вы только не сердитесь…
— И вам не страшно говорить такое Варе Шатровой? В Глинске?..
— Варя, не надо об этом, я все знаю. От этого, в самом деле, можно освободиться…
— Уже двенадцать лет… — Варя остановилась. Шея открыта, большой вырез на груди, золотой медальон, а под ним камень, тяжесть, боль…
— Я не знаю, как это случилось… с Климом Синицей… Но, поверьте, он любит… Вот так просто — любит, и все…
Варя засмеялась.
— Кто кого любит?
— Клим Синица… Тот, кто раньше не умел любить. Никого… Вот как, Варя, бывает с людьми. С человеком… С Климом Синицей…
Так и шли. Варя не знала, что и сказать ему. На рассвете… На улице… Мимо гнали стадо, мычали коровы, блеяли овцы. Шварц подметал кирпичные дорожки березовой метлой, широко шагая на деревяшке. Марсианин, наверное, еще спал. Варя улыбнулась, вспомнив, что ей придется сейчас будить его. И невольно вспоминала Теслю. У нее чуть было не сорвалось: «А как там Белый Лебедин?» Но она сдержалась, громко, даже, пожалуй, слишком громко поздоровалась с австрийцем:
— Здравствуйте, Шварц!
— Доброе утро… Да, да! Чистота! — он показал на небо без единого облачка.
— Завтра я еду в Великий Устюг. Повезу сына на каникулы. Там у него бабушка. Та самая Шатрова. Уже старенькая…
— Великий Устюг… Великий Устюг… Это где то на севере?..
— Да, это севернее нас. Но лето там прекрасное. Тогда было…
— Хорошо, я буду ждать, — и Синица пожал ей руку.
Сирень в райкомовском палисаднике отполыхала, а ее все нет и нет из Великого Устюга… На свеклу напал долгоносик, уничтожены целые плантации и пересевать нечем — нет семян…
А из Белого Лебедина пишут:
«Наконец отсеялся. Какая это была трудная и вместе прекрасная пора. Я сам ходил в сеятелях. Свекольные сажалки у нас есть. Их раздобыл еще Харитоненко, а я берегу их пуще всего, ведь ты только представь себе, что их бы не стало, побили бы или еще как, — и мы же сразу остаемся без свеклы, сахара, без конфетки для детей. Это была бы. самая страшная диверсия против нас. Так что вели всем председателям после сева вычистить сажалки, смазать и поставить в такое место, чтобы их нельзя было ни переломать, ни сжечь. У меня их три, и я храню их как величайшее сокровище. А вот зерновых сеялок вообще нету. Обещал, правда, товарищ Косиор, но пока сеяли из колобца. Колобец — это такая мерка из легкой древесины, а то и просто из коры, что-то вроде ведерка, — насыпаешь туда семян, вешаешь на бок, под правую руку, и пошел. Так, верно, сеяли еще древляне и северцы — это ведь от них в Лебедине колобец. У вас там сеют из мешочка, это совсем не то: когда мешочек пустеет, доставать из него семена неловко, приходится замедлять шаг, нарушается весь ритм, а потом среди всходов лысины. Неровно получается, а еще ежели и сеятель не из лучших, так совсем беда.