Читать «Царь и гетман» онлайн - страница 169

Умолк гром пушек. Тихо на полтавском поле: слышен только стон раненых и умирающих да говор людей, копающих громадную могилу, такую громадную, в которой можно было бы похоронить и погибшую, хотя незавидную, славу Карла XII, и позор Нарвы, и тысячи жертв обоюдных увлечений и ошибок, — похоронить и всю старую византийско-иконописную и татарско-суздальско — московскую Русь с ее невежеством и безобразием. Но напрасно думает царь, что он выкопает такую могилу: еще в недрах Русской земли не образовалась та залежь железной руды, из которой можно было бы добыть достаточно железа на выковку лопат для вырытия задуманной Петром могилы…

Но могила все-таки выкопана — не та, а полтавская — и в нее свалено все, что мешало торжеству виктории.

И началось торжество тут же, на кровавом поле. Из всех торжеств, до которых люди всегда такие охотники и которые всегда окупались реками слез и крови других, не принимавших в них участия, — это полтавское торжество было одной из величайших исторических ошибок Петра: для того чтобы сказать громкую для учебников русской истории фразу, для того чтобы выпить кубок «за здоровье своих учителей» — шведов и получить на это глупый ответ Реншильда, «что хорошо же-де отблагодарили ученики своих учителей» (точно не для них сказаны были давно-давно великие слова: «Обнаживший нож от ножа погибнет»), — для одного этого торжества пожертвовали целым столетием труда и развития двух огромных государств… Петр, у которого закружилась голова от неожиданной виктории, торжествуя ее, забыл о железном варяге, который, не будучи никем преследуем, успел скрыться и тем положить начало новой великой северной войне, продолжавшейся ровно сто лет и стоившей стольких жертв и таких потоков крови, что в ней могли бы потонуть не только все участники торжества, но и те, которые не участвовали в нем…

Эту громадную историческую ошибку Петра как нельзя проще и правильнее оценил Голота, который, нализавшись на радостях до положения риз, сказал своему приятелю, казаку Задери-Хвист:

— Дядьку! А дядьку! Чуй-бо!

— Ну, чую.

— Москаль-то?..

— А що?

— Наш брат, козак, пье, коли в его дила нема, а москаль тоди й пье, коли у его дило за пазухою… От — що!

Действительно, в то время, когда русские пировали, расстроенные боем части шведского войска, избежавшие смерти и плена, и казацкие полки Мазепы, равно запорожцы, снова сплотились, но, не смея вступить во вторичный бой, решились идти искать счастья за Днепром, а в случае новых неудач — нести свои обездоленные головы в Турцию.

Они так и сделали. Очнувшемуся от обморока Карлу перевязали рану. Сначала он долго не понимал, где он и что с ним; но злая память не замедлила воротить к нему то, что он желал бы навеки забыть: он вспомнил этот день — первый день в своей жизни, когда от него отвернулось счастье. Когда же он узнал, что старый Реншильд, юный Макс, старый Пипер и другие генералы в плену, что и любимец его Адлерфельд, писавший историю Карла, раздробленный русским ядром, уже не может продолжать своей истории, — несчастный безумец воскликнул: