Читать «Мой папа Штирлиц» онлайн - страница 84

Растопырив бледные руки и ноги, она загорает на одеяле, похожая на морщинистую резиновую куклу. Серые кудряшки её прикрыты пилоткой, сложенной из газеты "Комсомольская правда", на носу берёзовый лист, а лицо брезгливое, как в общественном туалете. Тоном, не терпящим возражений, она скандирует: "День седьмого ноября – красный день календаря", а дети, рядком сидящие перед ней на другом одеяле, хором повторяют: "День се-дьмо-го ноя-бря..." Воспитательница зевает, от чего становится похожей на престарелую львицу, и то и дело поглядывaет на часы – далеко ли до обеда.

До обеда два часа, а до пенсии три года. Екатерина Борисовна ждёт не дождётся, когда можно будет наконец купить где-нибудь неподалёку от дома участочек в три сотки и разводить себе на старости лет огурцы, редиску, крыжовник, а по воскресеньям в праздничной толкучке торговать гладиолусами на привокзальном базаре. Детские голоса мутнеют, колеблются и она уплывает в свою чистую, только этой весной отремонтированную кухню, где в медном тазу на маленьком огне булькает варенье, на блюдце скопилась уже порядочная лужица розовой пенки, а тюлевая занавеска колышется от тёплого клубничного ветерка. Лицо её смягчается, щёки обвисают, но вдруг над блюдцем начинает кружить муха, нестерпимым голоском Леночки Кузиной жужжащая: "А Петрова без спросу в лес убежала, а Крючков щипается", и насилу выпроставшись из сонной благодати Екатерина Борисовна хрипло кричит: "Петрова, а ну вернись немедленно, до обеда будешь сидеть наказанная".

И вот, вместо того, чтобы "как все порядочные девочки" играть в свадьбу цветов, строить домик для ёжика или плести из травы косички, Антошка сидит на одеяле и берёзовой веточкой отгоняет от воспитательницы слепней. Ту совсем разморило, она клюёт носом и не слышит, как Антошка, притворно хлюпая, канючит: "Ну Екатериночка Борисночка, я больше так не бу-у-у-ду". Будет, голубушка, ещё как будет, ведь за теми дальними кустами, под прошлогодней трухлявой листвой и оранжевыми иголками притаился её лучший "секрет".

Позавчера, по пути с поляны, она заметила на обочине что-то блестящее, что вполне могло оказаться обыкновенной пивной пробкой или бутылочным осколком, но, как говорит баба Вера прежде чем махнуть из рюмочки своих вонючих капель – "риск благородное дело", и, метнувшись в сторону, Антошка схватила это "что-то". Оказалось, что среди подорожника, кашки, старых выцветших фантиков, окаменелых окурков и другой невзрачной мелочи обрамляющей дорогу, ведущую от дома отдыха "Текстильщик" к шоссе, притаилась и дожидалась её неизвестно как сюда попавшая пуговка, да не простая, вроде тех, что пришивают к наволочкам, а настоящая, золотая, с якорем. Антошка аж счастью своему не поверила. Марусин тоже подбежал было посмотреть, что это она нашла, но пуговка проворно спряталась в загорелом кулаке и лишь потом, уже перед самым обедом Антошка смогла наконец хорошенько её рассмотреть, чисто начисто вымыть в луже и в тихий час наиграться ею под одеялом. А перед ужином, когда они гуляли вместе с третьей группой и воспитательницы, как водится, забыв обо всём на свете, болтали между собой о непонятном, ей удалось добежать до запретных кустов и сделать секрет. Сначала она вырыла ямку, потом выстелила дно свежей травой, сверху положила золотце от конфетки "Белочка", выменянное у Львова на яблоко, которое давали в полдник, сверху примостила пуговку и прикрыла её бутылочным стеклом. Получилось очень красиво, но красота в секрете – дело десятое. Самое главное – загадать заветное желание и никому, как бы хвастовство ни распирало изнутри, его не показывать. И тогда желание сбудется. Вообще-то, у Антошки уже пять секретов, один с осколком чашки, остальные просто с фантиками, и все пять раз она загадывала, чтобы мама приехала и забрала её домой.