Читать «Мой папа Штирлиц» онлайн - страница 77

– У кого?

– У девчонок.

– Много?

– Все.

– А как они узнали?

– По фантикам.

Собственно большого преступления в том, чтобы залезть к кому-нибудь в тумбочку и спионерить одну две конфетки Антошка не видела. У неё самой в Комарове пионерили, да и сама она иной раз не выдерживала конфетной бескормицы. Что в этом такого? Хочется же. Но вот чтобы все украсть? Антошка молчала. Не глядя на неё, Верка спросила:

– Ты теперь тоже мне бойкот объявишь?

Антошка хотела сказать, что надо, мол, подумать, но почему-то сказала:

– Дай слово, что никогда больше этого делать не будешь.

Размазывая слёзы по лицу, Верка радостно закивала. Антошка вздохнула, схватила её за руку и, как два привидения в белых ночнушках, они понеслись к корпусу, где у входа их уже поджидала вожатая:

– Это что за безобразие? Вы где были? Седых, ты почему плачешь?

– Ольга Пална, Вера цепочку потеряла, мы её искали, – сходу соврала Антошка.

Вожатая встревожилась:

– Нашли?

– Нет.

– Золотая?

– Медная, с красным камушком.

Вожатая облегчённо вздохнула.

– Ну это ещё куда ни шло. Быстро по кроватям. Завтра объявим уборку территории, может и отыщем твоё сокровище.

В палате было уже темно, девчонки делали вид, что спят, Антошка легла и несколько минут беспокойно ворочалась, представляя себе, как завтра из-за её вранья всех заставят убирать территорию, но утром Ольга Павловна про своё обещание так и не вспомнила, зато девчонки в столовой обступили.

– Ну что, объявляешь бойкот?

Как можно жалостливей Антошка попросила:

– Простите её, девчата, она ведь и так уже раскаивается.

– Мы тебя предупредили: не объявишь, с тобой тоже никто дружить не будет.

Антошка вздохнула и шепнула обречённо:

– Я лежачих не бью.

С тех пор никто в отряде, кроме Верки, с ней не разговаривал, зато та вся лучилась благодарностью. В принципе, даже такую ситуацию Антошка со скрипом, но выдержала бы. Жаловаться на записки с угрозами и обзывательства она считала ниже своего достоинства, поэтому, молча, готова была терпеть их до самого конца смены, но однажды ночью она проснулась, почуяв рядом с собой какую-то странную возню. Открыв глаза, она увидела в проходе между своей и Веркиной кроватями, две фигуры, которые, хихикая, переливали воду из банки в банку. Этот способ заставить человека во сне напрудить в постель она прекрасно знала и хорошо представляла себе, каким позором эти ночные хиханьки могут для них с Веркой обернуться. Ни слова не говоря, она изо всех сил врезала одной из фигур кулаком. Та вскрикнула. Как по команде, со всех коек повскакали, навалились, стали рвать волосы, царапать, кусать... Но кого? Антошка-то, не будь дурой, давно уже соскользнула со своей кровати, так что вся эта потная масса молча мутузила сама себя.

Проползя под кроватями до выхода, Антошка выскользнула за дверь, с часок посидела перед корпусом на качелях, всплакнула, мать вспомнила: "Эх, где-то она сейчас? Спит себе, небось, и не знает, как её дочку тут обижают". Сверху глазами полными сочувствия на неё смотрела Луна. Антошка, конечно, знала, что никакие это не глаза, а кратеры лунных вулканов, но сейчас ей хотелось, как в детстве, думать, что Луна это лик Божий, который ласково смотрит на неё, как бы говоря: "Не робей, Антоша, прорвёшься!". Луна смотрела на неё, а она на Луну, и очень скоро случившееся в палате стало казаться смешным и неважным, а важной стала окутавшая её тишина, озвученная шушуканьем кузнечиков, шёпотом травы, ароматным хором флоксов с клумбы, мелодией плывущих по небу серебристых облаков и тонкими голосами звёзд. Антошке показалось, что маленький, мирок лагеря, в котором верховодят жестокие и несправедливые девчонки, растворился в огромном тихом мире, где царит добро и любовь... Наверное, она задремала, потому что когда попыталась открыть глаза – веки были тяжёлые и липкие, как из пластилина. Она поднялась с качелей и сонно побрела к корпусу. В палате было тихо, лишь с Веркиной кровати доносился скулёж. Антошке очень хотелось спать, но, проглотив зевоту, она спросила: