Читать «Мой папа Штирлиц» онлайн - страница 134

Ольга Исаева

– Да разве это обида?

– Ну как ты не понимаешь, – начала было Антошка, но мать перебила:

– Да всё я понимаю, обидно, когда живот растёт, а хахаль с твоей лучшей подругой любовь крутит. Вот это обидно! А твоя обида – тьфу, растереть и забыть! Если, конечно, не врёшь, и ничего у вас с ним посерьёзнее не было.

Антошка задохнулась от возмущения:

– Мам, да как ты смеешь?

– А что? Ты у меня в животе аккурат в девятом классе и завелась, а в десятый не пустили, сказали: "Дочь ваша, учебному процессу помешает". Вот и Кукуева мамаша так решила!

Антошка улыбнулась, мать вытерла ей слёзы и обняла.

– Не горюй, это всё пока ещё семечки. Если б в жизни одни такие обиды случались, можно было бы держать хвост морковкой. Спорим, через неделю ты про этого своего, как его, и думать забудешь, а на его место с десяток ещё лучше набежит.

– Что-то, они раньше не набегали.

– Значит раньше время не пришло, а теперь – увидишь. Ты, главное, к тётке пока не ездий. Не унижайся, да и её в это дело не впутывай. Ей с ними жить.

После разговора с матерью Антошке полегчало. Странный она всё же человек. Иной раз с порога в зубы, и вся любовь, а иной раз и приголубит, и утешит, как маленькую. Этот вечер они прожили душа в душу. Дружно начистили картошки, нажарили её с салом, запили чайком с шоколадными конфетами. Перед тем как скомандовать отбой, мать голосом бабы Веры сказала: "Ничо, девка, просписся, а утро вечера мудренее". И точно. Утром Антошка проснулась будто на другом берегу от своих вчерашних обид, а, чтобы окончательно выбросить Артура из головы, весь день не давала себе присесть: полы мыла, пыль вытирала, завалы шмотья в шифоньере разбирала, а, если перед внутренним взором вдруг непрошено возникало его лицо, она шикала на него: "Брысь", и оно меркло, а судорога сжимавшая сердце отпускала. В сумерках в стекло пульнули снежком, и, вся озарившись надеждой, что это Артур, она метнулась занавеску отдёргивать, но за окном стоял Мишка.

– Спятил? – крикнула она ему в форточку.

– Пойдём в кино? – попросил он.

– Ты как узнал, где я живу-то?

– Из агентурных донесений. Ну так пойдём?

– Не пойду я никуда, – отрезала она и хотела было захлопнуть форточку, но он схватил её за руку.

– А на танцы?

– Мать не пустит.

– А на каток?

– Да у меня и коньков-то нет.

– А мы напрокат возьмем. Пошли, а?

Антошка отрицательно замотала головой, но вдруг подумала: "Что я, в самом деле, нанималась все каникулы дома сидеть?".

Он ждал её с час, если не дольше. В глубине души она надеялась, что выйдя на крыльцо уже не застанет его, но стоило открыть дверь, как он сграбастал её и ну обнимать.

– Пусти, медведь, – отбивалась она.

Он отпустил, но, когда через несколько шагов, осторожно взял её под руку, высвобождаться она не стала, подумав: "Ну и пусть. Не один, так другой. Что мне жалко, что ли?"

До стадиона было недалеко. Уже от барака была слышна музыка. Вход освещали прожекторы, у входа толпилась чуть ли не вся Антошкина школа. Она представила себя на льду, лёгкую, как пёрышко, и почувствовала, что внутри очнулась, вчера, казалось, навсегда умершая радость. У дверей в пункт проката они столкнулись пацанами из её класса, и сосед по парте Витька Коробов, увидев её под руку с каким-то незнакомым парнем, присвистнул: