Читать «В поисках единорога» онлайн - страница 156

Затем настоятель поведал мне и о других переменах, случившихся в мое отсутствие: о взятии Гранады кастильской королевой, о том, что нет теперь ни границ, ни войны с маврами — повсюду мир и благополучие и на дорогах королевства царит порядок. И хотя священник этого не произносил вслух, догадался я также о том, что в Кастилии не осталось места бедным рыцарям, особенно одноруким, ибо времена рыцарства миновали и отныне правят бал купцы и ремесленники — те, кто обогащает казну посредством выгодной торговли и упорного труда.

Ужинал и спал я в тот день с обитателями монастыря, а наутро мы похоронили останки фрая Жорди из Монсеррата в деревянном гробике в углу монастырского кладбища, под ветвями, что простер через забор раскидистый каштан, росший по другую его сторону. И я подумал, что фраю, с его необъятной тучностью, приятно будет покоиться в этой прохладной тени и что он нашел достойный приют после того, как обошел со мною полмира — и живым и мертвым. Тут ком встал у меня в горле, и я расплакался так горько и безутешно, как не плакал за все годы злоключений, в то время как монахи выпевали латинские слова молитв, с какими они обычно хоронят своих собратьев. Потом настоятель сочувственно положил руку мне на плечо, и в полной тишине мы вернулись в церковь.

Еще через два дня, когда я стал прощаться, настоятель дал мне новые башмаки, еды в дорогу и несколько монет. Я повернул на север, вознамерившись прежде всего добраться до Гвадалупе. Шагая по пыльным дорогам, я не обращал внимания ни на палящее солнце, ни на собак, что меня облаивали, словно не имел ко всему этому отношения, словно тело мое принадлежало кому-то другому, а настоящее умерло давным-давно, в раскаленных африканских степях.

В деревнях, через которые лежал мой путь, мне подавали милостыню, а я рассказывал мою историю всем желающим ее послушать, и крестьяне, преисполнившись жалости, разрешали мне переночевать на сеновале и подносили миски похлебки, лепешки или другую незамысловатую пищу, какую мой беззубый рот еще способен был прожевать. Когда же я называл свой возраст, их лица выражали потрясение: как же быстро может сгореть человек!

И наконец однажды утром я вошел в Гвадалупе — и не сумел сдержать жгучих слез, вспоминая, как впервые прискакал сюда в поисках короля и не нашел его, вспоминая прежнего себя, статного красавца дружинника, которому не занимать было ни силы, ни доблести, которому не жаль было тратить как вздумается свою бьющую через край жизнь, ибо казалось, источник ее не иссякнет вовек. Переступив порог сумрачной церкви, я приблизился к главному алтарю, благоговейно преклонил колено перед лампадкой и долго молился за упокой души моего короля, и за коннетабля, и за фрая Жорди из Монсеррата, и за Андреса де Премио со товарищи, и за возлюбленную мою донью Хосефину, так нежно прощавшуюся со мной в последний раз, не ведая, что на этой грешной земле мы более не свидимся. Когда я утер слезы и уже собирался уйти, ко мне подошел один из местных монахов и спросил, что привело меня сюда. Я объяснил, протянув ему рог единорога: вот, желание повелителя нашего короля исполнено, я принес его в дар монастырю, дабы почтить память Энрике Кастильского. Монах осторожно взял у меня рог и долго держал в руках, не говоря ни слова, а потом показал мне надгробие короля, гладкий камень в углу нефа, чуть побольше прочих, но без всяких украшений и надписей. Признаться, порой меня посещало искушение облегчить мое нищее существование, продав рог какому-нибудь лекарю за большие деньги, но все же я предпочел оставить его покоиться рядом с прахом короля, нежели наживаться на нем, потому что… какой лекарь заплатит мне ту непомерную цену, которую отдали за этот почерневший, исцарапанный кусок кости все, кто отправился на его поиски двадцать лет назад?