Читать «Растеряевские типы и сцены» онлайн - страница 43

Что такое случилось? Кто-то застучал ночью с улицы в калитку. Не случилось больше ровно ничего, а между там мы, и взрослые и дети, ждали неприятности и все перепугались. Мы не то чтобы знали, а всем своим составом чувствовали, что не пройдет минуты, как мы окажемся в чем-нибудь необыкновенно подлы, словом — узнаем нечто такое, что нас прямо бьет по лицу, тыкает этим лицом, да и не лицом даже, а "рылом", рылом-то тыкает в землю, кому-то под ноги.

Точно на смерть, как истинный герой, решившийся тотчас, сию минуту, сложить свои кости, тронулся, наконец, на этот стук мой дядя. Он пошел быстро, не оглядываясь, и мы, оставшись в саду, понимали, что он "решился", что он пошел так потому, что сказал себе: "Во всем воля божия, пропадать так пропадать!.."

И, не изменяя своей отчаянной походки, дядя прошел сад и скрылся в дали двора, в темноте. Некоторое время не было слышно ни единого звука. Собаки примолкли — они были одной с нами школы. Мы замерли. Ни звука. Всякий слышал биение своего сердца и шум крови в ушах, всякий из нас "покорился и ждал", так как по уходе дяди испуг перешел уже в явное сознание угрожающей опасности, опасности неминуемой, которая висит над нашими головами; никто уже не сомневался, что это — опасность, и всякий "покорился и ждал".

Идут! Идут по дорожке двое, один — дядя, другой… не разберем, кто такой этот другой?.. Разговаривают о чем-то…

— Помилуйте! — слышно убедительно-низкопоклонное и нищенски-умоляющее слово дяди…

"Так!" тупым тяжелым ударом отдается это у нас в сердце… А дядя и неизвестная фигура, которая пришла ночью и ни с того ни с сего заставила немедленно просить у себя помилования, эта фигура приближалась.

— Это насчет Парамона…. — произносит дядя топотом, ровняясь с нашей окаменевшей группой, и прибавляет: — Ничего!

Фигура оказалась квартальным.

— Он тут какие-то лекарства дает?… — говорила фигура спокойным, как говорят опытные доктора, тоном: — давно ли он у вас?..

Мы все тотчас "сознали", что виноваты, так как Парамон поселился у нас давно…

— Н… н… н… — дребезжал дядя…

— Паспорт есть у него?

Едва было сказано это слово, мы мгновенно и искреннейше узнали, что мы не только виноваты, но и глупы… "Об аде да об рае толковали… а паспорт? Где у него паспорт, у Парамона? Без паспорта — так и святой?.." И тысячи подобных вопросов каждое мгновение пробегали в нашем сознании, все более и более определявшемся. "Как мы, глупые, могли забыть этот паспорт! Разве это ничего не значит? Паспорт-то забыть! Беспаспортный, и ангелы являются! Ангелы! Паспорт-то где?" И нам казалось, что и ангелы-то, заслышав этот вопрос: "а где паспорт?", разлетаются от Парамона кто куда, точно испугавшись и одумавшись. А это действительно отлетал от нас ангел пробужденного сознания! Да! мы, дети, уж больше могли любить только то, что нас бьет, давит, чем то, что дает нам право свободно дышать и жить. В одно мгновение, от одного появления квартального, от двух его жестоких вопросов, мы уж считали квартального "настоящим", а Парамона и все, что принесено им, — не "настоящим", во всяком случае неравносильным с значением квартального.