Читать «Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.» онлайн - страница 8

Мертвенность профессуры ясна из следующего:

1) в Москве они упорно затягивали обсуждение проекта и требовали, чтобы он был обсужден сначала на местах; добивались (и, кажется, добились), чтобы не было общего университетского устава, а только общие положения, каждый же университет вырабатывал бы свой проект; это худший вид «власти на местах»; случайно образовавшиеся коллегии при Кассе и др., будут считаться незыблемым фундаментом нового строительства; немудрено, что непотизм будет процветать, как в свое время в медико-хирургической академии (см. Пирогов, «Вопросы жизни»);

2) упорно сопротивляются устройству трех ассоциаций, вернее противодействуют организации научной ассоциации, считая научное дело неотделимым от учебного; на самом деле в Америке уже есть институты «исследовательских профессоров», освобожденных от чтения лекций; комиссариатский проект предвидел, так сказать, устройство академии наук при каждом университете, профессора же, вместо того, чтобы приветствовать такое широкое развертывание университета, всячески старались сохранить его в теперешних рамках.

На собрании в институте Путей Сообщения я один поддерживал комиссариатовское деление на три ассоциации (для меня опасностью представляется соединение с университетом просветительной, а не научной ассоциации), причем указал, что три ассоциации соответствуют трем основным целям идеального университета:

1) национальной (наибольший вклад знания данной нацией в общую сокровищницу);

2) государственной (учебная ассоциация) — подготовка деятелей на пользу государства и 3) народной — популяризации знания. Мое указание, что при старом режиме за университетом признавалась только вторая роль, что научная деятельность его лишь терпелась, а отнюдь не поощрялась и единственным чисто научным учреждением (устроенным главным образом, чтобы не совсем отстать от Европы) была Академия, было понято превратно. Академик М. Д. Дьяконов стал протестовать, указывая, что главная научная работа приходилась на долю университетов, что я и не отрицал, кроме того, указал, что большинство академиков были раньше профессорами. Я хотел указать, что именно тогда Академия Наук и проявляла крупную деятельность, когда она не была богадельней профессуры (Бэр, Паллас, Эйлер, Коржинский) и что поэтому создание ряда новых академий (но отнюдь не с пожизненным избранием) и может послужить сильным толчком для оживления научной деятельности.

Главным стимулом для отрицания необходимости в создании научной ассоциации было, конечно, то, что большинство профессоров являются в лучшем случае хорошими педагогами, а не учеными и поэтому при создании научной ассоциации они боятся попасть в учебную ассоциацию — профессора 2-го сорта. Практически, конечно, невозможно создать сейчас во всех университетах России научные ассоциации, но для меня чрезвычайно симпатичной является основная идея комиссариатского проекта — набросок широкой схемы и затем уже приспособление к существующим условиям, а не выкраивание идеала по существующим данным, как это делают профессора. Чрезвычайно ценной является также, например, идея Игнатьевского проекта, предусматривающего сильное увеличение числа кафедр (сообразно с истинным разрастанием наук). Возражение — что нам основывать новые кафедры, когда и при наличном их числе многие университеты пустуют, есть именно стремление создать бумажное благополучие. Правильным же является, на мой взгляд, именно широкое проектирование университетов, с тремя ассоциациями с большим количеством кафедр, что сразу обнаружит колоссальный недостаток людей и тем вызовет обильный приток молодежи.