Читать «Язык в революционное время» онлайн - страница 103

Бенджамин Харшав

Несмотря на все это парящее присутствие иврита в живой еврейской речи, некоторые важнейшие аспекты активно используемого языка отсутствовали:

I. Во многих сферах не хватало активного словарного запаса (нельзя было сказать поезд, карандаш, чайник, полотенце, культура и т. д.).

II. Новые суждения обычно не появлялись в устной форме (хотя и возникали на письме).

III. На этом языке не велось нормальных диалогов.

IV. На этом языке не воспитывали детей; ни один человек не мог считать его «родным языком».

Всего этого не было, потому что иврит существовал как интегрированный язык в рамках двух языков-оболочек — идиша и государственного языка. Иврит не мог отвечать за повседневное общение или выполнять официальные функции — эту роль он отводил другим языкам. Подобная ситуация начала изменяться, когда возникли автономные ивритская литература и культура с собственной журналистикой и системой образования.

25. Возрождение письменного иврита

Еще до возрождения разговорного иврита в Европе началось интенсивное и многоаспектное возрождение иврита письменного, и оно охватило все сферы современной жизни. Без государства. Без организованной науки. Без академии, без школ. Но с намерением сделать так, чтобы на иврите можно было бы писать обо всем и успешно соперничать с так называемым «разговорным языком», идишем, который быстро стал и письменным в полном объеме и тоже пытался охватить все сферы культуры того периода. Возьмите, например, «Парижские тайны» Эжена Сю, переведенные на иврит Калманом Шульманом и опубликованные в Вильне в 1859 г. (у меня есть шестое издание, 1911 г.) — книга открывается предисловием ивритского поэта и грамматиста Адама ха-Коэна Лебенсона (1794–1878), которое написано еще высоким стилем Хаскалы (имейте в виду: «язык» на иврите женского рода):

Кто в нашем народе, зная, что богатство языка — это богатство народа и его слава — это и слава народа, кто из нас не возрадуется, глядя сегодня, как наш Святой язык, который с тех пор, как слава была изгнана из Израиля, пережил поругание и своей славы, и был изгнан с лица земли, и попал в тяжелый переплет [книги], и остался в немногих святых книгах и в немногих святых местах, а теперь, в нынешнем поколении, Дух Божий принялся оживлять его руками его сочинителей, немногочисленных и оторванных друг от друга, — кто из нас не возрадуется тому, что язык наш может вернуть былую славу, и мало-помалу опять начинает шествовать по лицу земли, и вновь возвещает обо всех делах Господних и обо всех Его творениях на небесах и на земле.

Короче говоря, описанное Сю «дно» Парижа — это тоже часть «дел Господних», достойных описания на иврите. Лебенсон продолжает:

И слова его рождаются во всех концах земли и появляются на четырех ветрах небесных, повсюду, где рассеяны сыны ее народа, — и он произносит притчу для тысяч и стихотворение для многих, и он говорит о любой мудрости [области знаний], и о любой науке, и о любом искусстве. Наконец не осталось ни одной важной материи и ни одной ценности, которую он обнаруживает в руках младших братьев, процветавших на земле во славе и блеске во времена ее бедности и страданий, чтобы он не поспешил впитать ее, отряхнув прах со своего тела, в эти краткие дни, дабы это чудо заронило надежду в сердца сочинителей, что вскоре они узрят, как говорят на этом языке сыны его народа, как то было в древние времена.

(Shulman 1911:3; курсив мой. — Б.Х.)