Читать «Вольер» онлайн - страница 187

Передвигаясь в людской гуще словно неуклюжий «серв», Тим бросал на ходу соответствующие случаю реплики, в ответ на обращения к нему встречных масок. «Да, наверняка не светит Феду первый приз!», «А как же, буду болеть за старика Бо!», не имея представления о персонажах маскарада, о которых шла речь. Но это было совсем неважно. Потому что под пестрыми платьями скрывались, в общем‑то, одинаковые существа. И еще он понял, что выбирать ему ни из чего не нужно. Подходи к первой, подвернувшейся под руку семье и не ошибешься. Потому что другая будет совершенно такая же. Здесь не встретишь черного человека Лизеру, или арабских братьев‑бедуинов, и вообще никого, отличного от коренных обитателей. Уложение строго на сей счет гласило: «Во избежание дестабилизации не следует смешивать представителей различных рас и языковых групп». Тим уже представлял себе, чем, собственно, вызвана эта необходимость.

В центре лужайки ряженая толпа расступилась и рассеялась по кругу. Начинались состязания. Как и всегда, для затравки – девушки и женщины на лучший песочный каравай. Каждая держала наготове плоскую лопатку и заветную картинку: некоторые переходили из поколения в поколение, ничуть не изменяясь, наоборот, новшества не приветствовались и не одобрялись – а «домовые» уже расставляли приземистые ведерки с речным песком и рядом тонкогорлые кувшины, доверху полные чистой воды.

Тим видел это зрелище, наверное, не один десяток раз, и все равно каждый следующий праздник, затаив дыхание, следил за умелыми движениями мягких белых рук, болея всем сердцем сразу за всех женщин вместе. Конечно, до тех пор, пока в состязаниях не стала участвовать Аника – однажды в своей жизни только и успела. В тот день, понятно, не было у него сомнений, в чью пользу отдать свой голос. Хотя, по правде говоря, Анике тогда не удалось выиграть приз. Но это потому, что сноровки ей не хватило, да и ни у кого не получалось, вот так, с первого захода.

Он ожидал в себе обычных ощущений приподнятого соучастия, сопереживания ловкости и красоте и ничего не дождался. Потому что было неловко и некрасиво. Оттого, что ныне было с чем зримо сопоставлять. Перед мысленным взором Тима всплыла иная памятная картина: как, стоя посреди своей мастерской, словно суровый повелитель материальной природы, Ивар Легардович ваял из хроматической параглины модель «Пир под волной цунами». Если бы радетели действительно сотворили весь мир, то делали они бы именно так. Властными, полнокровными движениями: из ерунды, из ничего, возникала история. Нависшая обтрепанным краем, грозовая с прозеленью жадная водяная стена, он будто слышал тогда ее грохот и неотвратимое приближение, хотя модель была задумана статичной и безмолвной. Маленькие слабые человечки, кто в ужасе, кто в неописуемом изумлении, воздевали руки над головами, скособочившись и пытаясь отстранить от себя смертельную предательскую мощь: кто‑то закрывает лицо краем одежд, кто‑то смотрит и не может отвести взгляда. Опрокинутые в панике резные кубки и чаши, встрепенувшиеся и словно еще парящие в воздушном порыве ленты и цветочные лепестки, и рок, который превыше всего земного. Модель творилась на едином дыхании, и дыхание жило в ней. Дыхание Ивара Легардовича Сомова, мастера художественного образа и укротителя стихий. Его руки воистину и без подделок были проворны и ловки, они не лепили – царили над хроматической глиной, потому что направляла их рвущаяся наружу страдающая мысль. Это было чудо, и чудо это принадлежало богу, хотя бог этот и был вполне человек. Радетель.