Читать «Крах 1941 – репрессии ни при чем! «Обезглавил» ли Сталин Красную Армию?» онлайн - страница 6

Та же история и с попыткой О.Ф. Сувенирова показать (на с. 528–539), что репрессии привели к упадку дисциплины (уровень которой влияет на ход боевой подготовки и соответственно на уровень боевой выучки. – А.С.). Правда, здесь он впервые приводит по-настоящему серьезный аргумент – утверждение о «страшном падении дисциплины» в результате «разложения армии» репрессиями (с. 528), принадлежащее Г.К. Жукову (который в те годы командовал корпусами, армейской группой и был помощником командующего войсками военного округа и, значит, владел соответствующей информацией в масштабе высших соединений и объединений). Но этот серьезный аргумент оказывается единственным (и соответственно недостаточным). Далее опять приводятся факты, характеризующие почти исключительно «послерепрессионную» армию: степень распространенности в ней пьянства, грубости начальников, дезертирства, чрезвычайных происшествий и др. Что же касается сравнения с «дорепрессионной» РККА, то оно проводится лишь по одному показателю – уровню аварийности в ВВС (с. 534). Однако повышение его в 1937–1938 гг. по сравнению с 1936-м отнюдь не обязательно должно было объясняться (как пишет на с. 533 О.Ф. Сувениров) «ростом грубейших нарушений воинской дисциплины». Уменьшение в 1937–1938 гг. часов налета на одно летное происшествие могло быть вызвано и другими причинами – например, объективной сложностью развернувшегося тогда перехода бомбардировочной авиации с одномоторных бипланов Р-5 на самолеты качественно иного уровня – двухмоторные скоростные бомбардировщики СБ и ДБ-3, – или ухудшением производственного выполнения самолетов, поставляемых промышленностью. А касаясь истории «дорепрессионной» РККА в связи с вопросом о пьянстве военнослужащих, исследователь отнюдь не приводит цифр, которые показывали бы меньшую распространенность этого порока до 1937–1938 гг. Больше того, приведенные им факты, относящиеся к 1934–1936 гг., подтверждают лишь то, что никак не свидетельствует о разложении армии репрессиями – то, что (как вынужден признать и сам Сувениров) «пили в армии и на флоте и раньше» (с. 528)!

Если труды В.А. Анфилова и О.Ф. Сувенирова являют собой венец деятельности историков – сторонников тезиса о «подкашивании» Красной Армии репрессиями 1937–1938 гг. в 90-е гг., то итогом развития этого направления в отечественной историографии в первом десятилетии XXI в. стала монография В.С. Мильбаха (посвященная, правда, не всей РККА, а одной из ее крупнейших группировок – Особой Краснознаменной Дальневосточной армии – ОКДВА, – в июне 1938 г. преобразованной в КДФ – Краснознаменный Дальневосточный фронт)¹⁵. Каждой своей страницей она убеждает в том, что за девять лет, прошедших с момента появления работы О.Ф. Сувенирова, указанное направление не продвинулось в своих изысканиях ни на миллиметр! Мы опять сталкиваемся с нежеланием применять единственно эффективную в данном случае методику исследования – детально исследовать уровень боевой выучки не только «пост-», но и «предрепрессионной» Красной Армии, сравнить оба уровня и только тогда делать вывод о влиянии репрессий на состояние армии. Уровень боевой выучки «предрепрессионной» ОКДВА автором не исследуется; правда, на с. 22–24 и 25–26 нечто похожее на попытку охарактеризовать мы находим – но это именно «нечто похожее на попытку охарактеризовать»; исследованием (и даже попыткой исследования) это назвать невозможно. Не говоря уже о том, что сведениям о боевой подготовке ОКДВА в «предрепрессионном» 1936 г. уделено в общей сложности всего две с половиной из 215 (не считая приложений) страниц текста, это именно отдельные, надерганные по принципу «в огороде бузина, а в Киеве дядька» сведения, отдельные факты, из которых к тому же делаются абсолютно нелогичные выводы. Вначале В.С. Мильбах сообщает о решении командования ОКДВА и ее Приморской группы все-таки провести – невзирая на занятость войск строительством – осенние маневры и усматривает в этом решении свидетельство того, что «в 1936 г. в армии в основном положительно решались задачи по совершенствованию боевой выучки частей и соединений, несмотря на колоссальный груз задач по строительству, расквартированию и обеспечению войск». Но разве решение провести маневры равнозначно успешному выполнению задач «по совершенствованию боевой выучки»? А об итогах маневров нам ничего не сообщается… Затем исследователь упоминает о проведенных в марте 1936 г. штабных и войсковых учениях, их целях и составе участвовавших в них войск и заключает, что командование ОКДВА «уделяло внимание новым формам и методам подготовки войск и штабов». Но ведь методы боевой подготовки – это не самоцель, а лишь средство достижения цели (обеспечения высокой боевой выучки войск)! А об итогах учений опять практически ничего не сообщается (единственный же упомянутый факт – неудача попытки приданных 94-му стрелковому полку танков и батареи пройти с полком через горы и тайгу – на тезис В.С. Мильбаха о хорошей выучке дальневосточников накануне репрессий отнюдь не работает…). Далее цитируется сообщение начальника штаба ОКДВА об успешном проведении конкретного штабного учения и заключается в том, что начштаба «положительно оценил» «проведенные летние учения». Каким образом одно штабное учение превратилось в несколько штабных и войсковых – нам решительно непонятно… И, наконец, следуют иллюстрируемые выдержками из трех документов сообщения о трех ЧП, имевших место в ходе боевой учебы в 1936 г., о росте в этом году числа авиакатастроф и о наличии в тогдашней ОКДВА «фактов неорганизованности и нарушения дисциплины» (один из которых приведен). Но и эти четыре факта и два заключения (второе из которых хоть и верно, но выглядит у автора практически бездоказательным) сами по себе еще ни о чем не говорят и уж однозначно не свидетельствуют в пользу тезиса о высокой боеспособности «предрепрессионной» ОКДВА.