Читать «Туман над тропами» онлайн - страница 87

Алекс и Ангелина Змаевы

Еще в каноэ у меня выдалось время подумать под плеск волн. Этот раунд игры Волки выиграли. Хотя не вполне. Спасли нас предвидение Сучка и жадная тяга к знаниям Подарочка. А еще: они считают меня слишком юной, чтобы иметь учениц. Даже вопроса не задали, кто вторая шаманка.

Однако операция по "изъятию ключевого элемента" проведена блестяще, а значит — среди Волков есть кто-то, умеющий думать головой. Надеюсь, я правильно угадала, кто именно. Еще раз обвожу взглядом сидящих мужчин, у большинства глаза "в кучу" и слегка подернуты поволокой. Только вождь смотрит встревоженно и грустно, будто не ждет в ближайшем будущем ничего хорошего. Оно и верно, для меня "ничья", а для них — крушение надежд молодежи, которое еще неизвестно чем обернется. Да и чего от меня ждать, неизвестно тоже. Если я сочту случившееся насилием, могу просить покровительницу о проклятии, которое обычно смертельно для неосторожного. Похоже, вождь решил, что я намеренно выбрала их единственного "беседующего с духами" в мужья, для коварной мести.

Но о вожде подумаем позже, сперва надо разобраться, что происходит с моим новообретённым мужем. А с ним нехорошо — сидит, уткнувшись лбом в колени, то ли засыпает, то ли теряет сознание. Э! Мы так не договаривались! Поднимаюсь. Ноги держат плохо: сексу оказалось слегка лишку, размер у Воя несколько отличается от Сучкового, а у меня за двое суток путешествия во рту не бывало ничего, кроме воды из фляжки Рыболова (и океанской еще нахлебалась). Пора встать и убираться отсюда, от всех этих взглядов и сиплых вздохов. И так уже издышали весь кислород, быстрее на свежий воздух, и Воя забрать. Только как его заберешь, если почти не шевелится и, кажется, не здесь пребывает. Трясу за плечо. Поднимает голову и смотрит отсутствующим взглядом куда-то мимо меня.

— Ты что, здесь спать собрался? В этой духоте? Ветер уже утих, давай веди жену домой!

Услышал! Кивает, "отскребает себя от пола", встает. Собирает свои ритуальные принадлежности, жертвенный нож дважды вываливается из рук. У меня возникает желание помочь донести эти "орудия ремесла", но не знаю, как на прикосновение к их святыням отреагирует остальное племя. А потому просто жду, поддерживая Воя. Только слегка, все-таки Волки, судя по охотникам, намного крупнее наших мужчин, вот и Вою я даже до плеча не достаю. Опираясь друг на друга, вываливаемся из Мужского Дома на улицу. Ветер и правда почти утих, только деревья стряхивают отовсюду на нас остатки закончившегося ливня. Из-за уходящей тучи виднеется краешек солнца, судя по нему — время к вечеру, но до захода еще часа полтора. Со всех сторон видны "избушки" поселка волков, круглые, из плотно переплетенных веток и вбитых в землю кольев. По ним сразу понятно, Волки — племя пришлое. В здешних лесах так не строят, обходясь простыми навесами. Закрытая хижина не проветривается, в ней слишком сыро, темно и неуютно, и необходимости особой нет. Эти жилища подошли бы для лесостепи, но не для влажного тропического леса, однако традиции порою сильнее разума. Хотя Волки все же выкрутились — построили поселок на холме: и оборона на случай набега проще, и не так сыро, как в низинах. А где же хижина Воя? "За поселком в скалах"… Ага, вот и скалы. С севера над холмом возвышаются зубчатые утесы, прорезанные узкими извилистыми ущельями, на дне которых в сырой период, видимо, бегут ручьи, превращаясь в водопад "на той стороне", а буйная растительность вползает на стенки, цепляется за камни, стремится к солнцу. За поворотом в расщелине скал на высоте в два человеческих роста сплетены гибкие древесные стволы, образуя каркас, а между ними и каменной стеной заклинены слеги, образуя помост. На помосте — крытая во много слоев листьями конусообразная хижина, сбоку — входное отверстие. Вот это постройка! Сразу и не заметишь, зато заметив, уже глаз не отвести — такое изящное сооружение. Прямо гнездо какой-то экзотической птицы. И как мы туда заберемся? Взлетать вертикально придется, не иначе. Ко входу ведет плетеная подвесная конструкция, не то мостик, не то лестница, вдвоем не пройти, а Вой еле ноги передвигает. С чего бы, вообще-то?

— Вой, ты давно был с женщиной?

— Гм… только что. Ты не заметила?

Смеется. Стало быть, все не так плохо.

— Заметила. А до меня?

Молчит. Задумался. Или спрятался в воспоминания?

— Одиннадцать кругов, с тех пор как жену увели воины Майя.

Вот как, "майя"! То есть мой мир… или очень похожий. И время другое. Надо обдумать, но потом. Сейчас голова думать не хочет, и есть вопросы поважнее. Похоже, организм моего мужа переключился в состояние "жизни без женщин", а тут я… хм… опустим эпитеты.

— Потому такой выжатый?

— Да. Моя Сила ушла в тебя, а твою я взять не смог — разучился. Надо было тебе все же выбрать кого помоложе.

О да, хватит с меня "кого помоложе". Сучок — ласковый, умница, но его постоянное обожание в последнее время начало раздражать. Все мы, конечно, хотим любви… но любви равного, а когда на тебя смотрят снизу вверх, о каком равенстве может идти речь? Может, я одна так неправильно устроена, однако слова "спутник жизни" всегда вызывали некое внутреннее отторжение. "Спутник" — что-то вторичное, крутящееся на орбите "объекта". Я всегда искала не "спутника", а "попутчика". Идущего рядом. А Сучок за прошедшие два круга все больше и больше становился "спутником".

Не раз посещала мысль: "Вредно на него влияю", особенно если вспомнить, во что я сама превратилась в городе. В той, прошлой жизни. "С тех пор тянутся предо мною..." Тянулись. Теперь — свободна. И Акико, мудрая японская женщина, права: океан смерти лежит между той суетой и этой свободой. Для меня — в самом прямом смысле. Сучку же судьба все это время стелила дорожку, ковровую. А теперь впервые подкинула шанс проверить, как он обойдется без меня. И наверное, я даже рада происшедшему… Рада? Не то что бы очень, но определенно испытываю облегчение из-за такого солидного "внешнего обстоятельства", оторвавшего нас друг от друга. И Вой нравится, особенно манера его пользоваться инструментом. Ощущать внутри… Э-э, стоп. Не время уплывать. Успею еще. Сейчас надо добраться до хижины.

Вой, наверное, думает, я буду при нем именно "спутником", раз не стала врагом. Девочка маленькая, характера еще нет, вот сразу и покорилась. Поглядим, здесь моя роль в моих руках. И как поступим с этой его "отвычкой" от женщин? Путей два. Оставить все как есть, тогда "супружеские обязанности" останутся для него именно обязанностями, и каждый раз от них придется отдыхать. Или я своим поведением переключу его организм в другой режим, и тогда нужно все время "быть наготове", по крайней мере, пока не перейдем вместе в новую точку внутреннего равновесия.

Отвлекаюсь от мыслей. Вот и мостик. Вблизи он кажется еще более несерьезным: натянутые туго веревки нижними концами обмотаны вокруг острых камней, и над россыпью таких же ко входу вверх довольно круто идет "лестница" из перевязанных ветвей. Чтобы каждый день, да не по разу, бегать по такому трапу, нужно по меньшей мере не бояться высоты. А ведь зачастую еще и руки заняты. Впрочем, ко всему можно привыкнуть. Сейчас и начнем.

— Вой, иди вперед. Я поддержу, если что.

— Ага. Я зал-лезу. Уже лезу… И дверь открою.

— Давай.

Вот еще проблема на мою голову. Не мог он разве уединяться иногда с чьей-нибудь женой? Не так уж строго в племенах с верностью. А шаману вообще никто бы не отказал. Не воспользовался, чтобы примера не подавать? Может быть… Уф, вот и дверь.

— Заходи. Тебе, жене, в мою хижину входить можно. Рыжий Волк не против.

— Попробовал бы он быть против… Я и как шаманка могу войти, — ворчу я, спотыкаясь о торчащие палки на лесенке.

Вваливаемся в хижину. Пол из толстых прутьев пружинит и чуть покачивается под ногами, но гора-аздо меньше, чем трап перед входом. Ух ты! Давно я не видела никаких полов, кроме земляных. Еще с прошлой жизни. А здесь гнездо, натуральное гнездо, с высокой шатровой крышей из ветвей и листьев. Стена хижины справа от входа каменная, одна из скал, образующих расщелину, ничем не прикрыта, и в неглубокой нише устроен полу-очаг-полу-"камин". Не думаю, что такие хижины где-то принято строить, скорее, это личное изобретение хозяина, и оно вызывает мое восхищение.

Оглядываюсь на Воя. Нет, я не ошиблась с выбором мужа, вот только его состояние категорически нельзя назвать нормальным. Вой стоит, опираясь рукой на столб, поддерживающий гамак, у стены и, хмурясь, медленно переводит взгляд с одного предмета на другой.

— Ага. Вон он где… достать… и повесить.

— Ты о чем?

— Второй гамак, вот он… лежит.

— Залезай в свой, тот сама повешу.

— Да. Только сперва положить надо… — он выпрямляется во весь свой немалый рост и осторожно складывает на широкие плетеные же "полати" под крышей волчий череп и ритуальный нож, отодвигая в сторону какие-то шкуры и тыквенные фляги. — Слушай меня, женщина. К тому, что лежит здесь — не прикасайся!

— Ладно. Я туда и не дотянусь — ростом не вышла.

— И хорошо, и не пытайся — запрещаю. А я сейчас немного отдохну. Совсем чуть-чуть… — Вой, покачиваясь, делает несколько шагов, хватается за гамак и заваливается внутрь. Очень предусмотрительно повешен, невысоко.

Пристраиваю второй гамак рядом. Как повесить? В паре шагов или совсем впритык? Ведь это тот же вопрос, и на него надо ответить прямо сейчас. Либо оставить его спокойно отоспаться, либо немедленно приучать к себе. Ну и? Можно подумать, я вправду выбираю… На самом деле давно выбрала, остальное так — отговорки. Вешаю гамак вплотную.

— Вой, а ты умел забирать силу?

— Умел. Я же шаман…

В местных верованиях считается, что силу можно пить, как воду ртом. А женщины могут вдвое больше, по потребности, еще и "нижним ртом". Отдает же силу человек через "то, что дарит": мужчина — через член, женщина — через груди. Потому при обычном сексе мужчина всегда отдает, а женщина — забирает. Но можно и вернуть. Надеюсь, у Волков такие же верования; сколько в них правды — неважно, вера сама по себе чудеса творит.

— Ну раз шаман, тогда забирай.

Влезаю поперек гамаков так, чтобы груди оказались поближе к его лицу.

— Ты что делаешь?

— Моя сила, что хочу, то и делаю, — я сгибаю руки в локтях и опускаюсь над ним, — ну! Бери!

Вой не заставляет просить себя трижды, вытягивает губы и присасывается к груди, даже прикусывает (внизу живота сладко замирает), прижимает меня к себе одной рукой, а другой с силой проводит вдоль живота и легко разводит мои ноги. Я не против…

Наслаждение пришло острое и неожиданное, как боль, распустилось внутри огненным цветком, и отхлынуло, так же внезапно. Вой лежит, расслабившись, а глаза блестят — понравилось, видать.

— Что теперь? — смотрю на него, улыбаюсь. В хижине темно, наступил вечер.

— Теперь… хорошо. Еще бы поспать. — Он зевает и тоже улыбается.

— Спи, — скатываюсь с него, спрыгиваю с "двуспального гамака".

— А ты?

— Гляну, где тут удобные кустики, пока совсем не стемнело, и приду.

Выскальзываю из хижины в вечернюю прохладу. Не знаю, что такое он "взял", но сна ни в одном глазу. Спускаюсь по трапу. И это здесь я какой-то час назад еле ползла? Похоже, при свадебном обряде соединение наше было не "излишним", а наоборот — "незавершенным". А теперь все завершилось, к обоюдному удовольствию.

Иду в поселок, к общему костру. Молодые охотники слышны далеко и взбудоражены, разговор идет на повышенных тонах. Говор у них очень музыкальный. Даже ругань звучит напевно. Интересно, принято ли у Волков петь? В нашем племени до сих пор не было таких обычаев…

— Нет, отец. Я этого так не оставлю! Вы для Волчьего Воя жену нашли, а мы?! Где моя Агутя?! Где жена для него… или вот для него? Мы требуем…

Я вхожу в освещенный круг, взволнованная речь молодого охотника обрывается. Все смотрят на меня. Затягивающуюся паузу прерывает вождь:

— И чего же ты требуешь?

— Ее! Она добыта в набеге. Я требую пустить ее по кругу, и только потом… может быть, отдать кому-нибудь в жены.

— Или еще раз пустить, а потом еще… — кому принадлежит этот голос за дымом костра, я не могу рассмотреть. Да и неважно. Волчата нашли овечку. Присаживаюсь на бревно в луже света, обвожу собравшихся внимательным взглядом, заглядывая каждому в глаза. Гомон смолкает.

— А знают ли молодые волчата, что значат слова Жертвенный Жених?

Недоуменное молчание у костра. Отвечает вождь:

— Не знают. Не приходилось им слыхать о таком.

— Расскажи им, волк. Чтобы не говорили таких… глупостей.

— Расскажу. — Молчание. Треск сгорающих сучьев. — Если в набеге побежденное племя хотят уничтожить совсем, надо найти и перебить всех мужчин. Это сложно. Многие могут быть далеко, на охоте. А еще того же достигают, если лишить племя шамана. Убивший открывающего пути духов обречен — он никогда не попадет в мир предков. Это — Жертвенный Убийца. Кому им быть — кидают жребий. Как только он совершит свое дело, соплеменники сразу убивают его, поскольку он проклят, и может навлечь беду на все племя. Жертвенного Убийцу выбирают редко, когда уж совсем не выходит по-другому. Если же у побежденного племени шаманка, "говорящая с духами", есть еще один выход — сделать ей ребенка. Тогда выбирают Жертвенного Жениха. Он сохраняет вход в мир предков, и его обычно не убивают. Считается, что проклятие шаманки при насилии слабее предсмертного и для племени не опасно. Но сам Жертвенный Жених обычно живет совсем недолго…

Он помолчал. Слышно было, как сидящий неподалеку от меня волчок посопел и завозился, отодвигаясь.

— Ну как, ребята, по-прежнему хотите пустить Пуму по кругу? Не забыли, пока она не родит, шаманская Сила при ней?

— Почему ты никогда об этом не рассказывал?! — голос охотника похож на испуганный взлай.

— Зачем?

— Но… получается, когда Волчий Вой предложил Пуме выбирать мужа, он предлагал нас в жертву? Всех нас!

— Одного. Подумайте, если есть чем, какой у него был выход? Туманная Анаконда — Старейшая. Она сильнее нашего покровителя. Мы могли только надеяться задобрить ее жертвой. Можем… — вождь посмотрел мне в глаза: — Скажи, Пума, жив ли наш "говорящий с духами", которого ты выбрала в мужья? Или ты выбрала его, чтобы лишить нас?.. — он не договорил. Его неподвижное лицо походило на трагическую маску.

Поразмыслив немного, я ответила с приличествующей случаю торжественностью:

— Жив. Я не налагала проклятия.

— Но могла. После обряда он потерял всю свою Силу. Я видел.

— Я вернула ее… — подношу руку к груди, обращая внимание собравшихся на синяки вокруг сосков. Вождь меняется в лице от удивления, а потом напряжение "отпускает" и становится видно, как он немолод и очень устал. Устал бояться за шамана? Друга? Пожалуй, все-таки друга.

— Благодарю тебя, Пума. И… можешь называть меня просто Зуб.