Читать «Василий III» онлайн - страница 289
Вадим Иванович Артамонов
За Поликарповым днём — Никитин день. Те, кто по Оке живут, смотрят с надеждой на реку: коли на Никиту лёд не пошёл, то лов рыбы будет плохой. В этот день водяной от зимней спячки просыпается. Увидит над собой лёд — и таким лютым становится, всю рыбу истребляет и разоряет. Потому рыбаки спешат умилостивить его, угостить гостинцем — в полночь топят в реке лошадь или льют в воду масло. «Не пройдёт на Никиту-исповедника лёд — весь весенний лов на нет сойдёт».
Хоть и голодно, но всюду на Москве веселье. Только в великокняжеских покоях печаль да тревога — правительница при смерти. Утром Никитина дня, в среду, пришла Елена в сознание и как будто почувствовала себя лучше. Ярко светило весеннее солнце. Под окнами великокняжеского дворца звонкую радостную песню напевал ручей. Солнечные блики, отражённые движущейся водой, весело приплясывали на потолке.
Василий Шуйский пристально вглядывался в бледное, с синими подтёками лицо великой княгини.
«Так тебе и надобно, скверная бабёнка! Будешь знать, как меня, первостатейного боярина, поносить…»
Елена приоткрыла глаза.
— День-то какой нынче славный, — тихо проговорила она, — да, видать, не для меня светит солнышко, не жилец я на белом свете.
— Тебе, государыня, хуже? — озабоченно спросила Аграфена Челяднина.
— Нынче мне лучше стало, да сердце чует: не к добру то. Потому попрощаться хочу со всеми.
Елена глянула в сторону сыновей. Аграфена держала за руку младшего — Юрия, Ваня стоял между Иваном Овчиной и Фёдором Мишуриным. У дьяка тёмные волосы над высоким лбом, широкие густые брови, а борода огненно-рыжая.
— Тебе, Аграфепа, сыновей своих доверяю. Береги пуще глаза.
— Не изволь беспокоиться, государыня, все исполню, как велишь.
Елена перевела взгляд на Ивана Овчину:
— А ты, Иван, стань детям моим заместо отца.
Василий Шуйский скрипнул зубами.
«Выходит, я старался ради того, чтобы этот кобель стал над нами. Не бывать тому!»
Новый приступ боли исказил лицо правительницы. Лекарь Феофил, склонившись, тихо спросил:
— Что у тебя болит, государыня?
— Все у меня болит. Словно огнём внутренности жжёт…
Михаил Тучков не сомневался, что Елену отравили: с чего бы молодой бабе вдруг расхвораться неизвестно какой болестью? Ни поветрия, ни простуды не было. Правда, сам Феофил, лекарь добрый, опытный, не уверен в том, потому об отраве не заикается. Скажи — и копать придётся, кто зелье дал. А злодей, может, рядом стоит и над мучениями правительницы сейчас злорадствует. Кто отравил её? Михайло Захарьин? Шигона-Поджогин? Гришка Путятин или Фёдор Мишурин? Вряд ли они могли пойти на убийство Елены. Ни к чему им это.
Михаил Васильевич посмотрел на митрополита, Аграфену Челяднину и её брата Ивана Овчину-Телепнева-Оболенского. Этим совсем уж не пристало травить великую княгиню. А вот братья Шуйские… Тучков пристально глянул в глаза старого воеводы. Василий Васильевич тяжко вздохнул и, повернувшись к образам, начал усердно креститься.
В это время Елена громко закричала и, резко оборвав крик, затихла.
— Мама, мамочка! — Юный великий князь бросился в объятия Ивана Овчины.