Читать «Современная проза Сингапура» онлайн - страница 26

Автобус высадил его на углу квартала одинаковых жилых домов, выстроившихся, как домино. Семья переехала в эту новую государственную квартиру два года назад. На седьмой этаж двадцатиэтажного дома с двумя лифтами, которые останавливались только на четвертом, восьмом и двенадцатом. Он выходил на восьмом и сбегал по лестнице вниз. Недалеко была Центральная больница.

Куан родился в старой части Сингапура, в перенаселенном китайском квартале, в двухэтажном доме, над маленькой продовольственной лавочкой. Семья тогда состояла из родителей Куан Мэна, бабушки — матери отца, дяди Чеая, его младшей сестры с двумя детьми, Куан Мэна, его двух младших братьев, двух младших сестер и служанки А Сюань. Бабушка Куан Мэна купила А Сюань совсем еще девочкой, и семья обращалась с ней скорей как с рабыней, чем как с прислугой. Всего в четырех комнатушках второго этажа жило тринадцать душ.

Жизнь в китайском квартале вспоминалась теперь отдаленно. Сцена из пьесы, в которой теперешний Куан Мэн не актер, а зритель, и зритель-то довольно безразличный. Родители, братья, сестры — какими они были тогда, дядя Чеай с семьей, служанка А Сюань, бабушка, о которой он думал, что она ведет растительный образ жизни — с тех пор, как узнал этот термин в школе, все они были смутными воспоминаниями прошлого, обособленными от его нынешней жизни. Будто прочитал в книге, в книге не про него самого, а про другого человека.

Из неясности воспоминаний выплывало его собственное детство: он видел бабушку в сделанном на заказ кресле из эбенового дерева. Бледное лицо, без морщин, без выражения. Матерчатые туфли на крохотных ступнях, которые людям того поколения казались непременной принадлежностью девушек из знати, из семьи с положением — это было еще до революции, до свержения маньчжурской династии. Бабушкины черные волосы собраны в узелок на затылке, гладко зачесаны и смазаны душистым маслом, от которого они блестят, как черная лакированная спинка ее эбенового кресла. Куан Мэн боялся смотреть на бинтованные бабушкины ступни, он избегал их, как избегал ходить в темноте в уборную на заднем дворике; как бы ни гнала его туда нужда, он боялся безымянных демонов детского мрака. Затхлый, солоноватый запах лавчонки, сумма запахов продуктов, хранившихся в ней: сушеной, соленой рыбы, вязок красно-коричневых китайских колбасок, подвешенных на проволочных крючьях, мешков с рисом, банок кокосового масла, противней соевого творога, бутылок черного соуса, коробок утиных соленых яиц, пересыпанных для сохранности черной золой, ярко-красных свечей, ароматических курительных палочек, сушеных промасленных уток, пачек маргарина и банок куриных консервов, — все эти запахи, смешанные с вонью сточных канав, переполненных водой от муссонных ливней, ударили вдруг ему в нос. Обыкновенно Куан Мэн, как все, кто вырос в таких кварталах, не чувствовал их запахов, не слышал шума и не видел мусора и грязи.