Читать «Стакан молока, пожалуйста» онлайн - страница 15

Хербьерг Вассму

— Выпьешь чашечку чая? — спросила мать Николая.

— У меня нет денег, — прошептала Дорте и привстала со стула. Через секунду она прижалась головой к плечу барменши и заплакала.

— Успокойся, не плачь. Нам всем недостает Николая, верно?

Дорте кивнула и почувствовала, что краснеет. Но мать Николая уже ушла готовить чай. Вернулась она с полной чашкой чая и свежей ватрушкой, к тому времени Дорте уже овладела собой.

— Господи боже мой! — воскликнула она, вскочила и с благодарностью пожала барменше руку. — Большое спасибо!

— На здоровье! — ответила мать Николая серьезно, но с улыбкой в голосе и ушла за стойку.

Запах ватрушки напомнил Дорте запах Николаевой кожи. Их последний вечер в темноте на берегу. Дорте чувствовала себя канатной плясуньей. Канат был натянут выше, чем следовало, с него так легко упасть, и ей было страшно. Как в глубокой реке, где можно и не доплыть до берега. До сих пор ей удавалось удерживать равновесие, и она не падала. Вспомнив об этом и о Николае, она осмелела.

— Здесь так трудно… получить работу, — пробормотала она, не глядя на мать Николая.

— Я понимаю… И ты еще такая юная. А у твоей сестры есть работа?

— Нет. Вот я и подумала… Может быть, у вас… я могла бы?..

Почти нежным движением мать Николая вытерла ладонью стойку. Наверное, из–за этого жеста, получив отказ, Дорте не ощутила стыда.

— Мне очень жаль. Но мы вынуждены взять к себе Мариту. Теперь, когда Николай будет жить у моего брата в Каунасе… Девушка она трудная, без будущего…

Дорте попыталась представить себе Мариту, но не смогла.

— Сколько ей лет? — спросила она, неожиданно осознав, что беседует с матерью Николая.

В эту минуту тишину нарушил колокольчик над дверью. Дорте оглянулась и увидела Надю в сопровождении мужчины с кошачьими глазами. Заметно старше ее. Во всяком случае, ему было больше тридцати. Дорте опустила глаза на ватрушку.

— Николай уже уехал? — крикнула Надя его матери, словно они были подругами. Или, еще хуже, будто обращалась к нему самому.

— Да, уехал, — тихо ответила его мать, она ждала заказа, приподняв руки над стойкой.

— Привет, Дорте! Я увидала тебя в окно. А это Людвикас, который достал мне работу в Швеции, — сказала Надя. Она вела себя как актриса в фильме. Чего нельзя было сказать о ее спутнике. Он был больше похож на героя комикса, неожиданно попавшего в реальную действительность.

Не спросив разрешения, оба плюхнулись за столик Дорте. И, взяв пиво и минералку, заговорили по–русски, как будто Дорте не понимала этого языка. Обращались они только друг к другу. Говорили о том, что им еще следует сделать перед отъездом, о знакомых, о машине. Она была почти новая.

Сперва Дорте сидела, разглядывая унылые коричневые обои, и не следила за их беседой. Тут все куда–то ездили. Все, кроме нее. В обоях было что–то щемяще грустное, не только здесь, но и везде. И вовсе не потому, что узор и цвет поблекли, носили следы сырости и были в пятнах, — просто с первого взгляда на них было понятно, что эта комната не устояла под натиском времени. Казалось, теперь задача обоев состояла в том, чтобы напоминать о смерти. Дорте взяла себя в руки. Хватит думать плохо об обоях в доме Николая только потому, что завидуешь тем, кто может планировать свое будущее.