Читать «Новый Мир ( № 1 2000)» онлайн - страница 171

2 На русских распутьях были обыкновенны церкви и часовни во имя святого Николая — покровителя идущих, и в путинковской церкви есть безверхий Никольский придел.

3 По наблюдению Дениса Савенка, поэма Вен. Ерофеева не только начинается, но и завершается в Шереметьеве — указанием имени этого аэропорта как места написания.

4 Здесь важно, что в Шереметьеве, откуда стартует поэма, протекает верхняя Клязьма — водный путь на Владимир. В этом смысле путь Венички есть одновременно пеший, железный, воздушный и водный.

5 Возможно, Никон с мастерами-малороссами оформил в Новом Иерусалиме эту не оформленную своевременно и своеместно надобность, подняв в монастыре за городом столь явно городской и слишком притязательный собор, собор уже другого посвящения и смысла.

НА ПОРОГЕ НОВЫХ ДНЕЙ

НА ПОРОГЕ НОВЫХ ДНЕЙ

 

Главный редактор журнала “Новый мир” Андрей Василевский беседует

с Юрием Буртиным, Мариэттой Чудаковой и Михаилом Новиковым

“ВСЕ БЫЛИ СОЦИАЛИСТАМИ...”

Юрий Григорьевич Буртин родился в 1932 году в Ленинграде. Окончил филологический факультет ЛГУ. С 1959 по 1970 год регулярно печатался в “Новом мире” как литературный критик. В 1967 — 1970 годах работал в журнале “Новый мир” в отделе публицистики. Долгие годы работал в издательстве “Советская энциклопедия”. В начале перестройки напечатал в “Новом мире” (1987, № 6) статью “„Реальная критика” вчера и сегодня”. В 1991 году вместе с Игорем Клямкиным возглавлял газету “Демократическая Россия”. Автор ряда публицистических статей (сб. “Новый строй. О номенклатурном капитализме”, 1995). Последняя по времени большая публикация — “Другой социализм. Октябрь, нэп и „завещание” Ленина в исторической перспективе” (альманах “Красные холмы”, вып. 1, М., 1999).

Андрей Василевский. Мы договаривались с вами об этом интервью, и вы сказали, что не очень внимательно следили за журналом “Новый мир” после 1970 года, когда вы расстались с редакцией. Что ж, поговорим о “Новом мире” Твардовского. Вот что давно меня интересует. Когда исследователь пишет историю журналистики в свободном обществе, то не возникает методологической проблемы: а что, собственно, изучает история журналистики? Когда мы говорим о несвободном обществе, основанном на цензуре, лжи и двоемыслии, этот вопрос встает неизбежно. История русской журналистики советского периода, например 60-х годов, — это тексты или намерения? Это те тексты, которые прошли советскую цензуру, и в том виде, в каком они ее прошли? А все потаенные замыслы, неисполненные надежды, истинные мысли — это для мемуаров? Или в историю журналистики входит вся совокупность осуществленного и — неосуществленного, того, что в тех условиях и не могло осуществиться?