Читать «Трагедия казачества. Война и судьбы-4» онлайн - страница 172

И вот здесь в Италии, в училище, Церковь сама пришла к нам и объединила нас в общей молитве: за общим столом — за завтраком и ужином, и на вечерней поверке. Я не берусь судить о глубине и силе личной религиозности моих товарищей-однокашников. Большинство из нас были молодыми советскими людьми, на сознание которых годы советского воспитания в школе и идейная пропаганда во всех ее видах не могла не наложить отпечаток. И даже если дома, в семье родители закладывали в нас основы веры, наша религиозность не имела возможности восполниться в духовном богатстве соборного церковного Богослужения. Коллективная молитва в училище сама по себе, конечно, не обращала неверующих в верующих, но она была действенным начальным шагом на пути излечения в сознании болезненного разрыва между христианскими первоистоками русской культуры и духовно выхолощенной жизнью послереволюционного поколения молодежи.

Ко всему прочему юнкера не представляли однородной по возрасту и жизненному опыту массы молодых людей. Конечно, известная часть личного состава училища состояла из юнкеров-однолеток, которые по возрасту не попали под призыв в 1941 и 1942 годах и остались на родных местах, занятых немцами в ходе летнего наступления в эти же годы. Осень 1944 года застала их уже бойцами полков Казачьего Стана или иных антисоветских воинских формирований.

Но были среди нас юнкера и постарше, приобретшие свой первый боевой опыт и первые воинские звания в рядах Красной Армии. Так ростовчанин Вячеслав Пилипенко был сержант Красной Армии. Здесь же в Вилле Сантине жила его мать (отец — майор Красной Армии, был расстрелян в 1937 году), а в учебной команде проходил унтер-офицерскую подготовку его младший брат. Кубанец Часнык, командир взвода 1-й сотни, имел в Красной Армии звание младшего лейтенанта. Судьба их всех по окончанию войны сложилась в высшей степени трагически.

Да и вообще возрастной потолок приема в училище оказался по условиям войны значительно более высоким, чем в мирное время. Припоминаю двух юнкеров, из которых один перед началом войны был школьным учителем, а другой — бухгалтером. Каждому из них было около 30-ти лет. Возраст для курсантов офицерской школы весьма необычный. Также нужно иметь ввиду и то, что значительный процент юнкеров вообще не был рожден на казачьих землях или вырос за пределами их, в СССР или в эмиграции.

Женя Химич и Володя Король родились и выросли в Польше. Чистым белорусом оттуда же был юнкер Данилевич, примкнувший с матерью к проходившим через Белоруссию казакам Атамана Павлова. Володя Строгов (ему было тоже около 30-ти лет) был сыном казака-эмигранта из Югославии. Сын полковника Полухина, нашего командира и юнкер той же полубатареи, родился и вырос во Франции. Называю здесь фамилии юнкеров-эмигрантов, с которыми я соприкасался. В училище их было, наверное, больше.