Читать «Мой знакомый медведь: Мой знакомый медведь; Зимовье на Тигровой; Дикий урман» онлайн - страница 220
Анатолий Александрович Севастьянов
— Да, беспокойство дома. Наталья, поди, ревет втихомолку… А Надюшка, должно, в школу пошла…
Улыбался Федор редко. Но когда разговор заходил о Надюшке, лицо его всегда теплело и становилось особенно добрым от этой отцовской улыбки.
Но вот оно опять стало хмурым.
— Портфелю сулил ей купить…
«И Оля теперь уже занимается, — подумал Росин, — Кончились каникулы…»
В костре зашумели убежавшие щи.
— Давай‑ка есть, — спохватился Федор. — Готово давно.
Оба молча принялись за еду.
Крупные звезды горели зеленоватым светом, как горят в темноте кошачьи глаза.
Все больше на небе звезд, все гуще сумрак. Костер теперь как в шатре из непроглядной мглы. В этот шатер то и дело влетали ночные бабочки и, опалив крылья, гибли в огне.
— А у меня мать еще ничего не знает. Волнуется, конечно, у калитки безрукого дядю Яшу с почтальонской сумкой встречает. А он: «Нет, Катерина, опять ничего. Да ты не грусти, напишет…» А ведь скоро из управления напишут: «Пропали в тайге».
Росин замолчал. Вспомнилось неутешное горе матери, когда дядя Яша принес извещение о смерти отца.
— Ничего… Что мы, померли, что ли? Вернемся, опять ладно все будет.
— Не знаю. После смерти отца у нее сердце здорово пошаливать стало.
— Ничего. Мать, она как раз сердцем чует, жив или не жив.
Возле притухающего костра стало холодно. Росин поднялся, ушел в темноту… Вернулся с сушняком. Федор спал. Положил голову на кочку и спал. «Что ж, ведь он вырос у костров… А мне вот что‑то не спится».
Росин подбросил дров. «Да, хорошо бы, если люди могли чуять сердцем, — думал Росин, вспоминая Олю. — Тоже ждет писем…»
Вспомнилась первая встреча. Поздняя электричка. По окнам извилистые струйки дождя.
И вдруг она! Вошла и села напротив вместе с подружкой. «Не знаю, как проберусь в этих туфельках. Дождь, темень». — «Говорю, пойдем ко мне, — предложила подружка. — Переночуешь, а утром съездишь». — «Что ты, если брат просит приехать, значит, надо». — «Тогда счастливо добраться. Я схожу. На лекции встретимся». А перед следующей остановкой пошла к выходу и она.
Тоже вышел в тамбур.
«Возьмите». — «Фонарик? Зачем?» — «Берите, берите», — почти силой впихнул, когда была уже на платформе. — «Как я его верну?» — «Я найду вас».
И нашел. Потому что на штампе ее книжки видел: «Московский медицинский институт».
Оказалось, приехала в Москву с Байкала. И глаза у нее под стать Байкалу — голубые, бездонные.
Над озером засверкала луна.
«Может быть, ее видит Оля… А все‑таки странно: вот эту луну сейчас видят люди, которые спокойно живут, работают, ходят в кино. Им и в голову не приходит, что есть где‑то вот такие дебри и люди, которым уже начинает казаться, что на свете и нет ничего, кроме этих дебрей.
Что бы я сейчас отдал за какой‑нибудь приемник! Ведь сколько всяких событий! А у нас о них ни малейшего представления. Слушал бы без конца и день и ночь!
Все‑таки какое же чудо приемник! Сидя вот здесь, знать, что творится в мире. Даже слушать репортаж о футбольном матче… Как далеко все это! Можно сойти с ума».