Читать «Осенние мухи. Повести» онлайн - страница 35

Санкт-Петербург показался мне изумительно красивым. Стояли белые ночи — Пасха в том году выдалась поздняя.

Мы дошли по набережным до Министерства народного образования, и я долго рассматривал колонны, балконы из резного металла, украшавшие фасад цвета засохшей крови. Парк был обнесен высокой решеткой; сквозь обнаженные кроны деревьев можно было разглядеть посыпанный песком двор и широкую мраморную лестницу.

Мы вернулись к Исаакиевскому собору. На улицах было полно народу, по мостовой медленно ехали экипажи. На площади собралась толпа. Я видел, как в собор входят иностранные дипломаты, министры, сановники, дамы, потом пустили остальных.

Фанни потянула меня за собой в дальний угол, откуда были хорошо видны первые ряды. От запаха курившегося ладана у меня стучало в висках, я угадывал сквозь завесу дыма роскошные туалеты дам, ордена и звезды на парадных мундирах военных. Лица молящихся казались желто-восковыми, как у покойников. Священники читали молитвы и кадили ладаном.

— Третий в левом ряду, между двумя женщинами, — шепнула Фанни. — Та, что в шляпе с райской птицей, — жена, девушка в белом платье — дочь.

Я взглянул и увидел сквозь завесу курившегося ладана высокого грузного человека с седыми волосами и бровями и квадратной рыжей бородой. На надменном лице застыло суровое выражение. Я долго наблюдал за ним. Он стоял, застыв, как каменное изваяние, и крестился, медленно поднимая правую руку, а могучая шея и широкое лицо оставались неподвижными. Немигающий взгляд бледно-голубых глаз был Устремлен на алтарь.

Фанни, поддерживая рукой под подбородком нелепый красный платок, не сводила глаз с Курилова. Сотня полицейских — некоторые были в форме, другие — в штатском (я безошибочно вычислял их по тупым и жестоким лицам) — отделяли простой люд от высшей знати империи.

От жары и духоты у меня бешено колотилось сердце. Мы с Фанни опустились на колени, чтобы не выделяться из толпы. Мелодии торжественных песнопений отражались от великолепных сводов и обрушивались на головы молящихся.

Я больше не видел Курилова. Меня лихорадило, я словно бредил наяву и клал земные поклоны, касаясь лбом пола, как это делают простые мужики. От мраморных плит поднимался ледяной холод.

Наконец служба закончилась, и мы вышли из собора. Полицейские оттесняли народ. Я увидел, как Курилов направился к своей карете и кучер в черном котелке почтительно помог ему сесть.

Крестный ход трижды обошел вокруг собора. Хоругви плавно колыхались на ветру, весенняя ночь была ясной и светлой. Трижды мимо нас проплыл сверкающий золотой крест. Песнопения священников затихали вдали.

Мы шли по Невскому к моему дому. Люди несли зажженные свечи, язычки пламени тянулись к небу, в воздухе пахло расплавленным воском. «Добрый знак», — сказала шедшая сзади женщина. Небо над нашими головами потемнело, лившийся с горизонта прозрачно-розовый свет бросал на воду каналов причудливые блики.

Мы снова прошли мимо открытых ворот министерской ограды. Экипажи заезжали во двор. В освещенных окнах мелькали силуэты дам, приглушенно звучала музыка.