Читать «"Король" с Арбата» онлайн - страница 180

Владимир Михайлович Чачин

— Ельню взяли, товарищ?— Это голос соседа.

— Взяли, товарищ комиссар. Победа! Захлопнулась легкая стенка со слюдяным окошком. Почему-то мне показались очень знакомыми и этот голос, и лицо летчика. Самолет взревел, отчаянно, задрожал, и за окошком все быстрее, быстрее побежала прижатая к земле поседевшая трава.

Я впервые в жизни лечу на самолете.

После самолета первая перевязка и, наверное, первый стон в какой-то школе города Вязьмы. Рядом с носилками до потолка сложены школьные парты, на стене боком висит географическая карта. А может быть, и не боком.

Потом долгие дни и стонущие ночи в санитарном вагоне…

А сейчас вот эта госпитальная палата с тяжелыми запа­хами и приглушенным светом дежурной лампы.

…Нашу палату понемногу уплотняют. Рядом со мной по­ложили обожженного танкиста. Он тоже все время смотрит в потолок, не двигается. Кормят его с ложечки. Чуть при­поднимут — он вырывается, стонет и жалобно зовет маму. Танкист, а без мамы не может. Держался бы уж.

Утром меня увезли на перевязку, и я тоже вспомнил маму. Значит, уж так устроен человек: если больно, если невмоготу, то вспоминает мать. Отдышался уже в палате, чуть боль отпустило, и мама отдалилась,

— Танкист,— спрашиваю,— живой? Молчит.

Показываю ему на потолке из пальцев теневых зайцев. Молчит.

— Вот хвост, а вот что другое под хвостом. Видишь? Смешно?

Не отвечает танкист.

— Смотри-ка, шевелится… Тихо рядом.

Пришел врач. Загородил своей белой спиной моего ново­го соседа. Потом выпрямился, беспомощно оглядел палату, осторожно закрыл простыней лицо танкиста, оглядываясь, на цыпочках вышел.

Явились с носилками санитары и так же на цыпочках унесли танкиста.

Мне страшно. Колочу кружкой по батарее:

— Майор, товарищ майор… Комбат!

Сестра вбежала. Шарит рукой выключатель.

— Ты что? Что с тобой? Спит твой майор. Ему операцию сделали.

Она гладит мне лоб, уговаривает:

— Спи, Алеша, спи… Утром все будет хорошо.

Утром от майора принесли записку. Почерк прыгающий, разобрать трудно. Пишет, что ему сделали операцию и сей­час очень тяжело.

Я постучал по батарее. В ответ — слабое царапанье.

Начался утренний обход раненых. Вместе с врачом се­годня в палате комиссар госпиталя. В руках у него газеты, журналы. Остановились с врачом около меня. Комиссар спрашивает врача:

— Этот?

— Этот самый.

Комиссар присел рядом, веселый, все шутит. Потом уже серьезно:

— Вот что, дорогой товарищ, комбат просит твою койку поставить с ним рядом. Очень ему сейчас трудно. Пойдешь в офицерскую палату?

Я не знаю, что сказать. Уже успел привыкнуть к своим в палате. Завистливо-выжидательно смотрит рыжий боец.

— Ну, так как? — ждет комиссар.— Это тебе вроде комсомольского поручения. Отвлекать его будешь.

Легонько царапают батарею. Наверное, совсем ослаб майор.

— Пойду,— решаюсь я.

— Вот и хорошо,— радуется комиссар,— после обхода тебя перенесем.

Они ушли, мы зашелестели газетами. И вдруг с первой страницы на меня глянуло знакомое, очень близкое лицо. Человек в форме военного летчика серьезно, вдумчиво смотрел с листа газеты и как будто спрашивал: «Все ле­жишь, товарищ Грибков? А воевать?»