Читать «"Король" с Арбата» онлайн - страница 179
Владимир Михайлович Чачин
— Наши танки,— захлебывается Пончик и бьет меня по спине.— Ура!!!
И вдруг, перекрывая все звуки, слышится высокий, восторженный голос комбата:
— Батальон! За Родину! Ура!!!
А мы уже бежим без всякой команды. Перескакиваем через канавы, какие-то бревна; хрипя, подстегивая криками друг друга, мы с ходу, стреляя, ворвались на окраину города. Раз, другой мелькнула в пыли фигура человека с белой головой. Он, задрав кверху ствол винтовки, на ходу перезаряжает ее и, обернувшись к нам, показывает широко раскрытый рот. Наверное, кричит «ура!». Запомнилась на его рукаве красная звездочка. Это очень здорово быть сейчас рядом с нашими командирами, вместе со всей Красной Армией.
Захлебнулся и смолк в руках горячий пулемет.
— Пончик! Диск!— кричу я.
И в ту же секунду сильный удар в грудь швыряет меня на спину. Куда-то в сторону отлетел пулемет. Через меня прыгают люди. Что-то раскаленное остывает в груди. Я задыхаюсь, катаюсь по земле, хочу кричать, но захлебываюсь кровью.
«Ранен,— слабо мелькнуло в сознании; еще хватает сил рвануть ворот гимнастерки. Я вижу изуродованную левую сторону груди.— В сердце,— решаю я.— Ну, вот и все. Врут люди, если попадет в сердце, то человек сразу умирает. Оказывается, не сразу, оказывается, еще немного живет. Кому бы успеть об этом сказать?»
Кажется, надо мной перевязанное лицо Григория Ивановича. Вот ему и сказать.
Давлюсь кровавым кашлем, острая боль затмила небо, смазала все вокруг..
Успел вытянуть ноги. Руки сложил на груди. Не хотелось умирать так, как застала пуля…
Дикая боль вернула сознание. Меня волокут по земле на плащ-палатке. Это Григорий Иванович, Женька, Пончик…
…Словно в тумане, они превратились в наших санитаров и уже не волокут по земле на палатке, а несут на носилках,
…И вот уже исчезли, растворились санитары. Они превратились в лошадь. Я вижу ее круп, гриву. Сбоку мелькают колесные спицы. Подо мной сено. Над головой медленно танцуют в небе вершины деревьев.
…Надо мной склонились люди в марлевых повязках до глаз. Такой же марлей закрывают мое лицо, приказывают вслух считать: раз… два… три… четыре…
Я считаю… Все вокруг поплыло, удалилось, потухло.
…Надо мной чистое небо. Легко покачиваются носилки. Их поднимают все выше, выше и наконец вдвигают, словно в трубу. Вырез в трубе защелкивается, и на уровне лица слюдяное окно. Кто-то лежит рядом, тоже на носилках. У него перевязана вся голова, глаза, шея. Только видны белые под цвет бинтов волосы.
Беспомощно свесилась с носилок рука. На рукаве добротной гимнастерки красная звездочка.
— Кто рядом?— тихо спрашивает сосед.
— Сержант Грибков,— говорю я.
— Ельню взяли?
— Не знаю…
Он слабо стонет, потом затих.
Снова открывается стенка с окошком, кто-то в белом кладет нам в носилки какие-то бумаги, осторожно поправляет подушки. Чей-то громкий голос нетерпеливо спрашивает;
— Ну, все готово? Пока «мессеров» нет, взлетать буду. К нам просунулась голова в летном шлеме, все оглядела, весело подмигнула:
— Не балуйтесь здесь! Курить — ни-ни,
