Читать «Изгнание беса» онлайн - страница 18

Андрей Михайлович Столяров

– Пить . . .

Лаура была где-то рядом: он чувствовал едкое облако ненависти. Воды она не даст. И отец Герувим тоже не даст. И никто не даст воды.

Это наказание за грех. Плач будет слезами и кровью!

Он сжался – голый и худой мальчик на грязном полу. Впалый живот дрожал под вздутыми ребрами. Жирные, натертые сажей волосы залезали в трепещущий рот. Он ждал боли, которая раздавит его, передернет корчей, заставит биться головой о паркет и, сломав горло, выть волчьим голодным, леденящим кровь воем.

Незнакомый голос громко сказал:- Подонки!..- И второй, тоже незнакомый, сказал:- Спокойнее, Карл .. .- Послышались шаги, множество торопливых шагов. Двинули тяжелым, посыпалось – звякая.- Во имя отца и сына!- крепко сказал отец Герувим. Мальчик съежился. Но боли не было. Совсем не было. И пламя опадало бессильно.- Тебя убить мало,- сказал первый.- Спокойнее, Карл.- Они все садисты – святые отцы.- Вы мешаете законоразрешенному обряду, я вызову полицию,- это опять отец Герувим.- Пожалуйста. Лейтенант, представьтесь,- властно и холодно сказал второй голос. Щелкнули каблуки.- Лейтенант полиции Якобе! Инспекция по делам несовершеннолетних.- Второй, холодный, голос произнес с отчетливой угрозой:- Вам известно, что экзорцизм допускается законом только с разрешения родственников и в присутствии врача?- Во имя отца и сына и святого духа …- Лейтенант, приступайте!- Но благословение господне!- В тюрьму пойдешь с благословением!- Спокойнее, Карл. Доктор, прошу вас . ..

Чьи-то руки очень осторожно подняли его.- Бедный мальчик …- понесли. Опустили на диван. Обыкновенные руки, человеческие. У отца Герувима словно яд сочился из пальцев – на коже оставались красные пятна. Лаура подкладывала ладонь, как кусок льда,- немел и тупо ныл промерзающий лоб.- Бедный мальчик, ему, наверное, месяц не давали есть.. .- Не месяц, а две недели,- мог бы сказать он. Или три? Он не помнил. Струйкой полилась вода в запекшееся горло. Сладкая и прохладная. Необыкновенный вкус. Он открыл глаза. Как много их было! Черные тени в маленькой комнате.

В отблесках призрачного, стеклянного пламени. Высокий с властным голосом, и другой – нервно сжимающий виски, и доктор со стаканом, и разгневанный отец Герувим, и Лаура, которая открыла беззвучный, рыбий рот, и еще, и еще кто-то. Он боялся, когда много людей. Много людей – это всегда плохо. Их было много на холме. Ночью. Светили автомобильные фары. Голубой туман лежал на вершине. Его привела мать. Тогда еще была мать. И она сильно сжимала его руку, чтобы он не убежал. А вокруг – стояли. Лица бледные, как вываренное мясо. Но не от фар – от страха. Было очень много страха. Он чувствовал, и его мутило. А некоторые были в балахонах. Еще страшнее – белые балахоны с прорезями для глаз. Жевали табак. Поднимая край, сплевывали. Потом приволокли того – связанного, без рубашки. Босые ноги в крови, а мягкая спина, будто свекла,- так его били. Он на всю жизнь запомнил. Кто-то сказал хрипло:-Давайте, подсажу мальца, пусть поглядит на одержимого . . . Он не хотел. Он вырывался. Но его подсадили. Открытый холм, залитый голубым, и крест из телеграфных столбов. Того уже привязали за кисти. Свесилась голова, потянув слабые плечи. Казалось, человек хочет нырнуть и никак не решается. Он смотрел, забыв дышать. Страх пучился тестом. Рядом крестились изо всех сил. И мать крестилась: дрожала, вытирала мелкий пот. Вышел главный, в черном балахоне, с мятущимся факелом. Что-то сказал. Все запели – нестройно и уныло. Господу нашему слава! . . Мать тоже пела, закрыв глаза. Завыло, хлестануло искрами – гудящий костер уперся в небо. Стало ужасно светло. Фары выключили. Машины начали отъезжать. Заячий, тонкий, как волос, крик, вылетел из огня. Запели громче, чтобы заглушить. Страх поднялся до глаз и потек в легкие – он тоже закричал – не помня себя, бил острыми кулаками по небритому, толстому, странно равнодушному лицу. Дым относило в их сторону …