Читать «Современный египетский рассказ» онлайн - страница 27

Звон медных стаканчиков, пронзительный и прерывистый, как крик индюка, слышен еще издали. Подойдя к мосту Шубра аль-Балад, вы обнаруживаете того, кто нарушает тишину вечера: уличного торговца араксосом.

Как и большинство торговцев подобного рода, он уже немолод. На нем традиционная одежда — рубаха с длинными рукавами, перевязанная у пояса полинялой, но чистой красной тряпкой; из-под шаровар, свисающих сзади мешком, выглядывают босые ноги. У него небольшая бородка, которую он, по-видимому, отпускает для солидности, считая ее неизбежным спутником преклонного возраста, а может быть, просто экономя на ежедневном бритье. Он стоит на середине моста, загораживая дорогу своим огромным кувшином. Кувшин тоже немолод, и кажется, что обоим старикам на роду написано не расставаться до конца дней своих. У кувшина тонкий и длинный носик, согнутый на конце, как скрюченные пальцы старухи, протянувшей руку за подаянием.

Старик позвякивает стаканчиками, и они издают пронзительный звон. Делает он это с перерывами: звякнет разок-другой, подождет, потом забренчит опять и крикнет:

— А вот кому освежиться! — Но в голосе его такое безразличие, что никого призыв его не соблазняет.

Солнце только что село. Все вокруг озарено тем неверным светом, какой бывает между закатом и наступлением сумерек. Люди молча и торопливо идут по мосту, и их поспешность усиливает уныние угасающего зимнего дня. Они проходят мимо, и никто из них не обернется на призывный звон стаканчиков. Да и понятно — зима! Кому придет в голову пить араксос зимой?

А стаканчики продолжают позвякивать. Старик смотрит по сторонам, видит, как прохожие исчезают куда-то, будто проваливаются сквозь землю, глядит на окровавленное небо, израненное убежавшим в мир ночи солнцем, и все чаще звучат удары стаканчиков, все пронзительнее и громче их звон. И как бы вторя им, раздается голос: «А вот кому освежиться!» Слова вылетают сдавленные, как будто они застряли где-то глубоко в глотке и их приходится выталкивать оттуда силой. Кувшин, по-прежнему полный, печально дремлет у старика на груди. За целый день продано так мало, что на вырученные деньги ничего не купишь.

Минуты не идут, а мчатся — так же быстро, как прохожие. Можно подумать, что время тоже боится холода.

Назойливо, визгливо звенят стаканчики, отчаянно стараясь привлечь чье-нибудь внимание. Мрак постепенно сгущается и заполняет все вокруг. Небо окутывает землю холодом. Фигуры людей делаются меньше, весь мир окрашивается в серовато-голубой цвет, замерзает и становится неживым.

Хрипит, надрываясь, голос продавца: «А вот кому освежиться!» — и в унисон сиплому «освежиться» звенят стаканчики. Время от времени старик протягивает руку и, загораживая ею, будто тонкой веревкой, дорогу, пытается остановить прохожих: «Сделайте милость!» Но прохожие, не оборачиваясь, проходят мимо, и продавец посылает свое «Сделайте милость!» еще раз, уже вслед им, смиренно и покорно, словно прощая.

Прохожие все идут и идут — усталые, замерзшие, несчастные и злые, на бледных лицах — озабоченность, в отсутствующих взорах — зима. И никто, ни один человек не взглянет на продавца араксоса, хотя он и стоит посредине дороги! «А вот кому освежиться!.. Сделайте милость!» — хрипит он, взывая о помощи, словно утопающий.