Читать «Статьи из газеты «Известия»» онлайн - страница 62

По всей вероятности, Иван Грозный в самом деле не убивал своего сына — точно так же, как и Борис Годунов не подсылал злодеев к маленькому царевичу. Правду мы узнаем вряд ли, и не в ней сейчас дело. А дело в том, что именно эти две версии укоренились в народном сознании. Это же сознание припечатало клеймом сыноубийцы царя Петра Великого, народная любовь к которому сильно преувеличивалась советской историографией, — правда, вина Петра более очевидна, чем преступление Ивана, и свидетелей было побольше. И Сталин в народной памяти остался сыноубийцей — даром что одним очень нравится приписываемая ему фраза «Мы рядовых на генералов не меняем», стоившая жизни Якову Джугашвили, а другим она кажется откровенно людоедской. Как бы то ни было, Сталин ничего не сделал для того, чтобы спасти сына из плена: одни говорят — высокая принципиальность, другие — давняя ненависть к сыну от первого брака.

Этот миф о диктаторе-сыноубийце, повторявшийся трижды, очень даже неслучаен. В диктатуре есть нечто — не то чтобы самоубийственное, а именно сыноубийственное: ревность к наследнику, страх перед будущим, твердое понимание, что преемник обречен не столько укрепить, сколько разрушить созданное тобой. Вечно-то ни одна диктатура не стоит. Диктатор обречен ненавидеть любых конкурентов в борьбе за трон — в том числе и тех, кто обязательно его сменит по праву рождения. Вот почему российское фольклорное сознание, точное в диагнозах, с великолепным постоянством приписывает диктаторам ненависть к сыновьям.

Сын в таких случаях выступает проекцией России — такой России, какую диктатор отстроил. «Я тебя породил, я тебя и убью» — слова другого абсолютного диктатора (правда, семейного), обращенные к другому сыну. Поистине Гоголь гениально чувствовал русское сознание: кто другой угадал бы, что настоящий тоталитарий — всегда сыноубийца?!

Так что если бы даже Иван Грозный и не убивал своего сына, ему это обязательно приписали бы.

Парадокс в ином: версия о сыноубийстве широко гуляла по России еще в 1582 году. В Псковской летописи об этом так и сказано: «глаголют». Глаголали, шептались, писали в летописях — но терпели; про Петра тоже все понимали — и опять терпели; а в случае со Сталиным — даже и гордились. Вот, мол, сына на генерала не сменял! И про Бульбу писали восторженные сочинения: сына не пожалел ради Отечества, отомстил за предательство! Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?! Не сказать, чтобы сыноубийство считалось таким уж тяжким грехом Ивана Грозного; старший его сын был сущий зверь, таким его рисует и А.К.Толстой в «Князе Серебряном», так что, может, правильно сделал? В знаменитом фильме о Петре I (1939) убийство Алексея выступает даже своеобразной доблестью. Ведь он расшатал бы русскую государственность! — которая после Петра, заметим кстати, и так очень быстро расшаталась… Словом, именно сыноубийство — непременный атрибут местной крепкой власти — считается грехом малым и почти простительным. Это, наверное, потому, что льстит народному самоуважению. Вот, мол, не только нас морил — но и сына не пожалел!