Читать «Бухта Анфиса» онлайн - страница 233
Лев Николаевич Правдин
— С чего это ты взяла, что я злюсь?.. — Но справедливость не позволяла ему притворяться и сваливать свои заблуждения на другого, и он рассмеялся: — Это я и сам подумал, что ты не такая, как все. Как многие. А быть учительницей…
— Самое главное дело — учить людей! — Сказала она так убежденно, что он сразу же с ней согласился. Но сказать ей об этом не успел.
Из деревни на полном галопе вынеслось несколько коней, запряженных в телеги. В телегах сидели мальчишки. В пыли, в свисте, в грохоте пронеслись они мимо и скрылись в лесу, как лихая разбойная ватага.
7
Над лесом взлетела ракета. «Дачники балуются», — подумал Афанасий Николаевич, сидя у окна в своей пустой избе. Веселье у них там, на Старом Заводе, гульба. Харламовы — артельные жители, и все у них в открытую. Веселые, уважительные люди. И работники на своем месте отличные.
Такие мысли еще больше растравили его, и одиночество сделалось совсем уж непереносимым. Слова Нины о том, что в колхозе существует он только для счета, сначала возмутили его и обидели: коротка у людей память на доброе. Пока человек в силе, все к нему с поклоном, во всяких делах — первый советчик, за каждым столом — первый гость. И чем больше он растравлял себя, тем сильнее чувствовал обидную справедливость того, что сказала Нина. Он и сам чувствовал себя бесполезным человеком и все ждал, когда придут к нему и попросят на прежнюю должность, хотя знал, что никогда этого не будет, потому что и без него все дела ладятся, и не хуже, чем прежде, а кое в чем даже лучше.
Он вышел на улицу, выбеленную лунным светом и такую тихую и пустую, будто он и в самом деле остался один не только в деревне, но и во всем свете. Никому он не нужен, и дома смотрят на него равнодушными, слепыми окнами.
И в этой глухой тишине услыхал он отчаянный мальчишеский голос. По тому, как он ругался и как беззастенчиво плакал, ясно было, насколько ему пришлось несладко.
Афанасий Николаевич спустился к мостику через ручей, там он и увидел своего младшего, Витюшку, около лошади, запряженной в телегу.
— Ты чего отстал?
Увидав отца, мальчишка горестно притих.
— Чека вывалилась.
— А ты и растерялся?
— Тяж слетел.
— Выпрягай. Чего же ты дожидаешься?
— Дак я потом хомут не затяну.
— Эх ты, мужик! Ну, давай вместе. — Он легонько, больше для бодрости, чем для острастки, стукнул сына по затылку. Тот, облегченно всхлипнув, кинулся развязывать супонь.
Когда все было налажено, отец жесткой ладонью провел под носом у сына.
— Ну, давай. Только, гляди у меня, шибко не гони. Уши оборву. Мужик… — Стоя на мостике, он подождал, пока телега не поднимется на гору, и потом пошел обратно к дому. Ему стало легче оттого, что и он чем-то помог в общем деле и что он еще кому-то оказался необходим. А они там даже и не вспомнят о нем, и не подумают, что лишили его самой малости и последней милости — не позвали на работу.
Сынишка свистнул. Оглянувшись, он взмахнул рукой:
— От лица командования привет! — выкрикнул он, снова засвистал, закрутил вожжами над головой, и телега затарахтела по дороге, только пыль взметнулась.