Читать «Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант» онлайн - страница 37

Время, занятое в реальности разговорами Шульгина и Лихарева о сути и смысле аггрианско-форзейлианского противостояния, встречей с Сильвией и т. п., в памяти наркома было заполнено обсуждением чисто внутренних вопросов — о дальнейшей судьбе Шестакова, о Ежове, о докладной, которую Григорий Петрович подготовил для Сталина. Ее содержание, кстати, чрезвычайно интересовало Лихарева, он не совсем понимал, для чего Шульгин подсунул ее вождю без согласования с ним. И весьма хотел бы тщательно ознакомиться с ее содержанием. Здесь, казалось ему, крылась какая-то тайна. Для чего бы Шульгину, собравшемуся уходить, осложнять таким образом предстоящую жизнь наркома? Или же облегчать реализацию планов аггрианской резидентуры?

Однако добиваться ответа у Шестакова бесполезно. Он абсолютно убежден, что докладную писал сам, еще до «событий», готов отвечать за каждый пункт и посыл, а Валентину не сообщил о ее содержании и самом факте существования «меморандума» исключительно исходя из собственных номенклатурных представлений. Для него ведь, в отличие от Шульгина, Лихарев не более чем сталинский порученец, хотя и фрондирующий. И согласовывать с ним вопросы, касающиеся взаимоотношений такого уровня, — явный нонсенс.

Но есть не только в политике, но и в медицине такой термин, как «провокация». Это когда в организм вводят некое вещество, призванное выявить наличие иным способом не определяемого микроба, заставить его проявиться…

— А вот знаете, Григорий Петрович, одна мысль меня все-таки мучает. До этого все не мог выбрать подходящее время, чтобы спросить. Как вы все-таки сумели в парке меня сделать? Я мужик очень тренированный, вы даже не знаете насколько, и моложе вас почти на десять лет, и всякими приемами владею! Но то, что вы там проделали, не знаю даже, как объяснить…

И уставился Шестакову в глаза пронзительным взглядом все знающего следователя.

— Какие приемы, Валентин, — нарком развеселился, заулыбался, — ну какие приемы? Это ведь все для дураков. Просто я умею драться лучше вас, и реакция у меня быстрее. И только. Давайте, прямо сейчас испытайте на мне свой самый лучший прием, пока я сижу напротив вас! Ну! Сокольники — вспомните! Вы с «маузером», я — никто, безоружен и на прицеле…

Неизвестно почему Лихарев вдруг испытал редкое для него чувство злобы, требующей немедленного выхода. Уж больно вызывающе прозвучали последние слова, с явно прорывающимся сквозь спокойную усмешку презрением. Не просто унизил его тогда Шестаков, а и сейчас демонстративно об этом напоминает. Только вот зачем?

Ладно! Прошлый раз он проиграл суперсуществу, против которого оказалась бессильна сама леди Спенсер, но сейчас-то напротив него даже не стоит, а сидит, развалившись на стуле, совсем не спортивного типа человек. На борца полутяжелого веса он похож или даже на боксера, но никак не на специалиста восточных или каких там еще единоборств. Что он без помощи Шульгина может?