Читать «Выбор невесты» онлайн - страница 10

Эрнст Теодор Амадей Гофман

– Понимаю, – несколько холодно и сухо отозвался Леонгард. – Вы хотели отдохнуть, отрешиться от академических занятий пейзажем и почерпнуть радость и силы, отдавшись приятной игре воображения.

– Ни в коем случае, сударь! – возразил Эдмунд. – Именно так рисовать с натуры я считаю для себя самым полезным и лучшим учением. В таких этюдах я привношу в пейзаж истинно поэтическое, фантастику. Пейзажист, так же как и художник исторический, должен быть поэтом, иначе он навсегда останется ремесленником.

– Силы небесные! – воскликнул Леонгард, – и вы тоже, дорогой Эдмунд Лезен…

– Как, разве вы меня знаете, сударь? – перебил Эдмунд золотых дел мастера.

– А почему бы мне вас не знать? – возразил Леонгард. – Я впервые удостоился знакомства с вами в такую минуту, о которой у вас, вероятно, не сохранилось отчетливого воспоминания, – а именно при вашем рождении. Принимая во внимание, сколь мало вы были осведомлены в ту пору в светском обхождении, вы вели себя весьма благопристойно и рассудительно, не доставили вашей матушке особых хлопот и тут же громко и радостно закричали, настойчиво просясь на божий свет, в чем вам согласно моему совету не следовало отказывать, тем более что, по мнению современных врачей, детям это не вредит, а наоборот, благотворно влияет на их рассудок и физическое развитие. Ваш папаша был так счастлив, что прыгал по комнате на одной ножке и пел из "Волшебной флейты": "Коль жаждет так любви мужчина, в нем, верно, добрая душа…" и т. д. Затем он положил мне на руки вашу маленькую особу и попросил составить гороскоп, что я и сделал. В дальнейшем я не раз бывал в вашем отчем доме, и вы охотно лакомились изюмом и миндалем, которые я вам приносил. Потом я отправился в путешествия; вам тогда было лет шесть или восемь. Приехав в Берлин, я увидел вас и с удовольствием узнал, что ваш отец послал вас из Мюнхеберга сюда для обучения благородному искусству живописи, ибо в Мюнхеберге, бедном коллекциями картин, мрамора, бронзы, гемм и прочих сокровищ искусства, это затруднительно. Ваш почтенный родной город не может тягаться с Римом, Флоренцией или Дрезденом, от которых в дальнейшем, возможно, не отстанет Берлин, ежели из Тибра выудят и переправят сюда новехонькие произведения античного искусства.

– Господи боже мой! – воскликнул Эдмунд. – Теперь во мне ожили воспоминания раннего детства. Вы господин Леонгард?

– Разумеется, я зовусь Леонгардом, а не как-нибудь по-иному, – ответил золотых дел мастер. – Однако меня удивляет, что вы помните меня с таких давних времен.

– И все же это так, – подтвердил Эдмунд. – Я помню свою радость всякий раз, как вы приходили к нам в дом, потому что вы приносили мне сласти и вообще много со мной возились; и все же я всегда испытывал какое-то робкое благоговение, известное стеснение и страх, от которых не мог отделаться даже после вашего ухода. Но воспоминание о вас сохранилось живым в моем сердце главным образом благодаря рассказам отца. Он гордился вашей дружбой, так как вы необыкновенно искусно вызволяли его при всяких досадных случайностях из затруднительных положений, в которые нередко попадаешь в жизни. Но с особым воодушевлением рассказывал он о том, как глубоко вы проникли в оккультные науки и даже приобрели власть над стихиями, а иногда – не посетуйте на мои слова – он ясно давал понять, что, если смотреть здраво, вы в конце концов не кто иной, как Агасфер, вечный жид!