Читать «История нетрадиционной ориентации. Легенды и мифы всемирной истории.» онлайн - страница 194

Классический состав, как и в кельтском эпосе, — 12 богатырей под руководством Ильи Муромца или Самсона Самойловича (иногда — Колывановича, хотя Колыван — это рефлекс финской культуры). Кстати, у Самсона библейского сила была в волосах — ср. легенду о кудрявых и длинноволосых Меровингах. То же находим и у скифов, одно из самоназваний которых, сколоты, означало «остриженных», т. е. инициированную молодежь, «молодшую» дружину.

Илья Муромец — 13-й богатырь и любимый крестник Самсона. Это интересное число: от 3 до 13 человек обычно составляла обрядовая дружина болгарских русальцев, 13 куполов — характерная черта архитектуры некоторых русских соборов, ср. также летописное известие о пожаре в новгородской Св. Софии «о 13 верхах». Причем в былинах (и в целом в фольклоре) заметно стремление взять некое «рациональное» четное количество — 2,12,40 — и «диалек-тизировать» его, иррационализировать, перевести в нечетную, «живую» динамику — 3,13,41. А на Западе с середины XII в. особая коллегия из 13 выборщиков избирала Великого магистра Храма, и он занимал свой пост пожизненно. Сходная организация сложилась и в других рыцарских орденах.

В некоторых сюжетах богатыри находятся в ссоре с Владимиром и вообще не кажутся прямыми его слугами; тем не менее он их может посадить в погреб, а об услугах он чаще просит, и не всегда успешно (мотив героя, выпущенного из темницы, чтобы отразить врагов, нередок и в западном эпосе, хотя в русской истории имеется реальный сюжет с Всеславом, посаженным в поруб в год пришествия половцев). В былине о Камском побоище Илья говорит Владимиру, чтоб тот убирался к своей княгине Апраксенье и ею распоряжался.

Дочь царя Вахрамея, Марья Лебедь Белая, называет Михайлу Потыка «богатырем русьским», а сама она — «веры поганой». Михайло именует Илью и Доб-рыню — «братьица крестовые». Измена Марьи сюжетно перекликается с польским и германским эпосом, с историей Мелюзины и с более стадиально ранней русской сказкой о Царевне-лягушке. В последних сюжетах хтоничность и «двумирность» персонажей имеет, скорей, положительный оттенок. Несколько более акцентированная доля женского коварства заметна в былинах о Михаиле Козарине и о Добрыне: Добрыня появляется на свадьбе жены, получившей известие о его смерти в крестовом походе, где он «стоял три года под Царь-градом, три года под Иерусалимом».

У Ильи Муромца, по некоторым былинам, жена-по-ляница — баба Алатырка (Златыгорка); все это часть большого классического «дискурса». Хтонические женские образы — амазонки, жены готов, валькирии и вилы-самодивы, поляницы, Джиневра, Мелюзина, Усоныпа, Царь-девица, Настасья-королевична, Марья Лебедь Белая, Марья/Маринка Лиходеевна/Дивовна/Кайдаловна («еретица» и «блядь»), Шанпанская королева (вспомним замок Пэйн в Шампани), Кипрская королевна (Кипр, где правила династия Лузиньянов). Все это соотносится С классическим мотивом о двойственной и «хтонической» природе женщины. (Параллельный вариант — беременность от хтонического мужского персонажа с рождением героя типа Меровея, Марка Кралевича, Вольги и др.). А вообще, богатыри, если и женаты, то чисто формально; реально они живут вне семьи, а их любовно-сватовские дела неудачны и даже довольно трагичны (что резко отличает их от классических сказочных героев, чьи подвиги завершаются свадьбой; богатыри чаще сами сваты).