Как простор наших горестных нив,Вы окутаны грустною дымкой;Вы живете для всех невидимкой,Слишком много в груди схоронив.В вас певучий и мерный отлив,Не сродни вам с людьми поединки,Вы живете, с кристальностью льдинкиБесконечную ласковость слив.Я люблю в вас большие глаза,Тонкий профиль задумчиво-четкий,Ожерелье на шее, как четки,Ваши речи — ни против, ни за…Из страны утомленной луныВы спустились на тоненькой нитке.Вы, как все самородные слитки,Так невольно, так гордо скромны.За отливом приходит прилив,Тая, льдинки светлее, чем слезки,Потухают и лунные блестки,Замирает и лучший мотив…Вы ж останетесь той, что теперь,На огне затаенном сгорая,Вы чисты, и далекого раяВам откроется светлая дверь!
Нине
К утешениям друга-рояляТы ушла от излюбленных книг.Чей-то шепот в напевах возник,Беспокоя тебя и печаля.Те же синие летние дни,Те же в небе и звезды и тучки…Ты сомкнула усталые ручки,И лицо твое, Нина, в тени.Словно просьбы застенчивой ради,Повторился последний аккорд.Чей-то образ из сердца не стерт!..Все как прежде: портреты, тетради,Грустных ландышей в вазе цветы,Там мирок на диване кошачий…В тихих комнатках маленькой дачиВсе как прежде. Как прежде и ты.Детский взор твой, что грустно тревожит,Я из сердца, о нет, не сотру.Я любила тебя как сеструИ нежнее, и глубже, быть может!Как сестру, а теперь вдалеке,Как царевну из грез Андерсена…Здесь, в Париже, где катится Сена,Я с тобою, как там, на Оке.Пусть меж нами молчанья равнинаИ запутанность сложных узлов.Есть напевы, напевы без слов,О, любимая, дальняя Нина!
В Париже
Дома до звезд, а небо ниже,Земля в чаду ему близка.В большом и радостном ПарижеВсе та же тайная тоска.Шумны вечерние бульвары,Последний луч зари угас,Везде, везде все пары, пары,Дрожанье губ и дерзость глаз.Я здесь одна. К стволу каштанаПрильнуть так сладко голове!И в сердце плачет стих РостанаКак там, в покинутой Москве.Париж в ночи мне чужд и жалок,Дороже сердцу прежний бред!Иду домой, там грусть фиалокИ чей-то ласковый портрет.Там чей-то взор печально-братский.Там нежный профиль на стене.Rostand и мученик РейхштадтскийИ Сара — все придут во сне!В большом и радостном ПарижеМне снятся травы, облака,И дальше смех, и тени ближе,И боль как прежде глубока.