Читать «Том 1. Стихотворения 1906-1920» онлайн - страница 188

Марина Ивановна Цветаева

Октябрь 1920

«Не называй меня никому…»

Не называй меня никому, Я серафим твой, легкое бремя. Ты поцелуй меня нежно в темя, И отпусти во тьму. Все мы сидели в ночи без света. Ты позабудешь мои приметы. Да не смутит тебя сей — Бог весть! — Вздох, всполохнувший одежды ровность. Может ли, друг, на устах любовниц Песня такая цвесть? Так и иди себе с миром, словно Мальчика гладил в хору церковном. Духи и дети, дитя, не в счет! Не отвечают, дитя, за души! Эти ли руки — веревкой душат? Эта ли нежность — жжет? Вспомни, как руки пустив вдоль тела, Закаменев, на тебя глядела. Не загощусь я в твоем дому, Раскрепощу молодую совесть. Видишь: к великим боям готовясь, Сам ухожу во тьму. И обещаю: не будет биться В окна твои — золотая птица!

25 ноября 1920

Чужому

Твои знамена — не мои! Врозь наши головы. Не изменить в тисках Змеи Мне Духу — Голубю. Не ринусь в красный хоровод Вкруг древа майского. Превыше всех земных ворот — Врата мне — райские. Твои победы — не мои! Иные грезились! Мы не на двух концах земли — На двух созвездиях! Ревнители двух разных звезд — Так что же делаю — Я, перекидывая мост Рукою смелою?! Есть у меня моих икон Ценней — сокровище. Послушай: есть другой закон, Законы — кроющий. Пред ним — все клонятся клинки, Все меркнут — яхонты. Закон протянутой руки, Души распахнутой. И будем мы судимы — знай — Одною мерою. И будет нам обоим — Рай, В который — верую.

Москва, 28 ноября 1920

«Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе…»

Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь. О милая! — Ни в гробовом сугробе, Ни в облачном с тобою не прощусь. И не на то мне пара крыл прекрасных Дана, чтоб нá сердце держать пуды. Спеленутых, безглазых и безгласных Я не умножу жалкой слободы. Нет, выпростаю руки! — Стан упругий Единым взмахом из твоих пелен — Смерть — выбью! Верст на тысячу в округе Растоплены снега и лес спален. И если всё ж — плеча, крыла, колена Сжав — на погост дала себя увесть, — То лишь затем, чтобы смеясь над тленом, Стихом восстать — иль розаном расцвесть!