Читать «Ливонская чума» онлайн - страница 20

— Ох, что-то все это перестает мне нравиться, — сказал Иона. — Что-то такое знает этот Радзивилл, о чем мы и не догадываемся. Почему он так уверен в своих силах и предстоящей победе?

— А почему бы ему не быть уверенным? Без этого ни одного дела начинать нельзя; и все-таки побьем мы его, говорю тебе точно.

Иона открыл было рот, затем аккуратно его закрыл, пожевал губами в безмолвии, а затем проговорил совсем другое:

— Так если я тебе не нужен, я пойду, ладно?

Севастьян лишь молча махнул ему рукой, и Иона скрылся.

У Ионы имелись собственные соображения насчет предстоящего дела. Хоть не являлся глебовский оруженосец ни стратегом, ни тактиком, хоть не был он вхож в княжеские шатры и в царский двор, но звериным чутьем улавливал такие вещи, которые ускользали незамеченными от самого князя Мстиславского.

Мстиславский зрел очевидность: Радзивилл с внушительными, но не неодолимыми силами собирается осаждать город. Ну и что с того? Крепость хорошо защищена, продовольствия в ней — на три седмицы, а за три седмицы из России прибудут войска, и все, конец Радзивиллу. И наглости его тоже конец.

Иона же ощущал иное. Слишком уж Радзивилл деловит. И в речах польского воеводы сквозит некоторое сочувствие к детскому неразумию противника. Из сего следует одно: Радзивилл знает нечто, чего не знает Мстиславский.

А из последнего следует иное: осада продлится дольше трех седмиц, если вообще не завершится вскоре падением Тарваста. Где-то зреет предательство.

Это же последнее яснее ясного говорило Ионе о том, что надлежит бежать сломя голову к знакомому человеку и брать у него хлеб в обмен на серебряную пуговицу, пока все прочие русские не смекнули сделать то же самое.

Знакомец Ионин был личностью странной. Это был старый ливонец, из кнехтов, то есть служилых, а не рыцарей в собственном понимании слова, человек огромного роста и неистребимой мощи. После одного сражения он потерял слух и с тех пор говорил очень громко. Он жил в Тарвасте и выпекал хлеб для гарнизона.

Иона встретился с ним в нехороший для ливонца день, когда двое русских зашли к нему в дом и принялись там ворошить вещи, как свои собственные. Ливонец, гигантский человечище, обратил на мародеров свой гнев и едва не зарубил одного; они насели на него, как псы на медведя, и уже приноровились всадить в него ножи, когда ворвался Иона с пищалью и выпалил в потолок.

Мародеры осыпались с ливонца и удрали; Бог знает, что им почудилось! Иона приблизился к ливонцу, обошел его кругом — как обошел бы кругом какой-нибудь кафедральный собор в европейском граде, — а затем ободрительно ткнул в плечо. Ливонец оглушительно захохотал. Больно уж хлипким оказался вступившийся за него парень! Иона не сомневался в том, что ливонец и сам постоял бы за себя, да только это могло закончиться смертоубийством, а убивать солдат армии-победительницы побежденным не рекомендуется.

Понимал это и старый ливонец. Они пообедали, Иона прихватил с собой круглых булок для Севастьяна и с тем удалился.

Сейчас он явился к своему приятелю и с ходу показал ему пуговицу, которую на его же глазах оторвал от одежды.