Читать «Филип и другие» онлайн - страница 22

— Я думал, ты что-то сказал.

— Нет, я ничего не говорил.

Он продолжал свой рассказ:

— Прошло немного времени, и она снова ушла куда-то. Мы поехали на машине в Авиньон, я должен был увидеться кое с кем и оставил ее в читальном зале библиотеки. Но когда я вечером за ней заехал и спросил, что она читала, она ничего не ответила — это было странно, волосы у нее были мокрые, в машине она села на заднее сиденье и за всю дорогу не произнесла ни единого слова. Дома, в Экспери, она сразу же ушла в свои комнаты. Через два дня она спустилась вниз. На этот раз я сидел у ворот и испугался, когда она подошла сзади и хлопнула меня по плечу.

«Мавентер, — сказала она, — я вернулась. На этот раз я была очень-очень далеко».

Это не может быть правдой, подумал я, и сказал: «Но ведь у тебя на этот раз не было бумажки? И где же ты была?»

«О, на этот раз все было совсем по-другому. Я не знала, как уйти, но внутри, на двери читального зала, висело объявление, что все, кто приходят сюда читать или заниматься, должны записываться в список присутствующих, когда они приходят, и расписываться, когда уходят. Поэтому я поставила там свое имя, когда вошла в зал, но не расписалась, когда уходила. Так что я в некотором смысле оставалась в зале после того, как все ушли и двери были заперты. Теперь меня все равно что не было, и я могла спокойно отправляться в путь. Когда я попала в ту страну, там шел дождь — был вечер и шел дождь. Я оказалась на станции и села в поезд. Против меня сидел какой-то человек.

«Куда вы смотрите?» — спросил он.

«На ваши руки». Как сражающиеся звери, его руки непрерывно двигались, переплетаясь и борясь друг с другом.

«Не обращайте внимания, — сказал он, — в этом нет ничего странного, просто сегодня я должен играть. Хотите контрамарку?»

Мы вышли на широкую, людную улицу. Мой попутчик быстро пошел вперед, лавируя меж людьми, потом обернулся и крикнул: «Уже поздно, мне надо торопиться», — и побежал, жестикулируя, как безумец. Если честно, я бы лучше осталась на улице, там огни отражались в мокром асфальте, как в глубокой темной воде…

Но человек со странными руками дал мне билет, и мне пришлось войти внутрь. Я оказалась последней, уже закрывали двери в зал, я едва успела пройти.

До чего же странный зал! Там стояло, наверное, сто роялей. Залитые приглушенным оранжевым светом, они напоминали участников похоронной процессии. Люди усаживались за рояли, переговариваясь друг с другом, зал был полон, как обычно перед концертом, негромким журчащим шумом.

Молодая девушка подвела меня к роялю, стоявшему недалеко от входа. Я не стала покупать программку, потому что заметила, что в ней ничего не написано. Вдруг в зале зашикали: «Ш-ш-ш-ш»; я поглядела на сцену — не появился ли мой попутчик.

И увидела, что на сцене рояля нет, стоит только стул.

Мы поднялись и зааплодировали, когда он вышел на сцену. Руки его больше не двигались, он поклонился залу, уселся и подождал, пока мы перестанем хлопать и установится тишина.

И тут мы начали играть. Я знала, что мелодия мне знакома, — трогательная и мягкая, она плыла над залом, словно играл ее всего один рояль, — но не могла вспомнить ни названия вещи, ни имени композитора, не могла понять, что это за музыка, к какому времени она относится. Музыка кончилась, он поднялся, благодаря за аплодисменты, грозою гремевшие в зале, и снова сел, руки его были неподвижны, словно вовсе не могли шевелиться, а мы снова заиграли, и я не помнила названия ни одной вещи, но это было не важно, совсем не важно, это была восхитительная старая музыка; а он сидел, застыв на своем стуле там, на сцене, и вставал, когда мы доигрывали вещь до конца, благодаря за аплодисменты, и в конце вечера мы устроили ему овацию, словно прося самих себя сыграть на бис.