Читать «Последний пожар» онлайн - страница 41

2.

Парней из Песчаного призвали на службу осенью сорок второго. Панькину не хватало до восемнадцати лет три месяца, а Ивкину – четыре. Друзья сдержанно радовались, а матери умывались слезами. Сводки с фронтов не утешали. Мобилизовали половину колхозных лошадей. Налоги легли на женские плечи непосильным гнётом. За букетик колосков Домне Кадкиной дали восемь лет. Её детей намеревались растолкать по приютам. Она доказывала, что собрала колоски на меже, у края дороги.

– Земля-то колхозная, – ухмылялся уполномоченный, не раз приглашавший женщину в колок пособирать «ползуниху». Заступиться за неё оказалось некому. Родственников Кадкиных увезли в нарымские болота. Там они все и остались. Известие пришло, что Фадея Кадкина взяли в плен контуженым. Из плена смог уйти, с раненым немецким офицером. Кадкина помиловали, разрешили воевать, но в штрафной роте. Он прислал жене и детям письмо, в котором много слов и строк чья-то заботливая рука закрасила чёрно-зелёной краской. Штрафнику ответила соседка, дескать, полномоченный манил Домну в колок, а она искровенила ему рожу. За это он её выстерег с зелёными колосками. Осудили. Уполномоченный имеет фальшную справку об инвалидности. Солдаток и вдовух топчет, каку хочет. Нет ему укорота. В лагере нормы большие, а хлеб сырой и кислый. Нужно его печь на костре иначе заработаешь язву. Через месяц, когда начался сенокос, уполномоченного нашли на полевом стане в спущенных брюках, без мужского достоинства.

Вести из дома Ивкин, и Панькин получали регулярно. Обсуждали новости, обменивались письмами. Вместе писали ответы. Учебный полк сначала стоял в Бердске, а потом его передвинули под Омск. Шли месяцы, тягучие, как свежий мёд. Сладкой служба не была. Гоняли мальчишек с полной выкладкой. Марш-броски, стрельбы, политзанятия, наряды, караульная служба, строевая, тактическая. Норма продовольствия была такая, что высокий Ванька Зорин и такие же «гренадёры» шатались от голодухи. Одеваясь в предбаннике, Зорин упал и разбил лицо. Была комиссия. Были разборки. Повар оказался крайним, его отправили на фронт. Командира полка понизили в звании, а те, кто воровал, остались на местах. Меню тоже осталось прежним, но перловой каши стали давать больше.

Однажды на привале, когда уставшие солдатики лежали в сухой, пожелтевшей от зноя, траве, Панькин спросил, увидев у друга клубок суровых ниток:

– Настин?

– Но, – кивнул Ивкин, представляя лицо девушки, вспоминая голос её: «Этот клубок тебя ко мне, Петя, приведёт. Брось его, он покатится и через все бои сохранит тебя. Я молитву написала бабушкину, а на листок нитки намотала. На этом листочке молитва. Ты её выучи наизусть и всегда повторяй». Новая Ариадна снабдила любимого волшебной нитью, которая непременно выведет его из военного лабиринта, как когда-то дочь критского царя Миноса помогла Тесею. Петька поделился с другом молитвой, как последним сухарём. Сидор сначала улыбнулся, но молитву тайком переписал. «Живые в помощи, вышнего в крови, речет Господи…».