Читать «Дети гламурного рая» онлайн - страница 19

Эдуард Вениаминович Лимонов

В восемнадцать лет я работал в одной бригаде с семьей сварщиков Золотаренко. Их отца звали Захар. Он был историком-любителем и где-то в книгах раскопал моего будто бы предка полковника Запорожской Сечи Савенко. Как бы там ни было, человек из меня получился строптивый и непокорный. Впрочем, в этом виновна, может быть, и материнская кровь: Зыбины вышли из Нижегородской губернии, из мест вблизи сельца Григорово, где родился протопоп Аввакум. А может, я удался сразу в обе линии предков, и именно поэтому у меня такое количество врагов.

Отец мой украинского языка не знал, бабка моя, Вера Борисенко, также по-украински не говорила. Я учился в русской школе города Харькова, но украинский язык нам ввели уже со второго класса. Благодаря этой инициативе тогдашних украинских властей я неплохо знаю украинский язык, без проблем читаю, понимаю и когда-то писал по-украински без проблем. Правда, практики украинского у меня в последующие годы не было. Нет и сейчас. А в моем аттестате зрелости по украинскому языку и литературе стоят «пятерки», в то время как по русской литературе — «тройка». Справедливость в отношениях между мной и моей учительницей русского языка (это была высокомерная молодая женщина с большими пружинами белых волос, приколотыми к голове, похожая на немку) восторжествовала через многие годы после окончания мною средней школы № 8 города Харькова: я стал самым известным русским писателем. Если учительница жива, ей должно быть до слез обидно. Учительница украинского — небольшого роста улыбчивая тетка в костюме (юбка и пиджак), с волосами, выкрашенными в красно-абрикосовый цвет. У нее были абрикосовая помада на губах и очки на носу. Она сумела распознать во мне талант, или я так хорошо учился по украинской «мове», теперь уже затрудняюсь понять, но так вышло. Забавно, что уже тогда, в школе, две учительницы языков символизировали для меня: высокомерная блондинка в пружинах-буклях — Россию, а близорукая, вдвое старше «России», с абрикосовыми улыбками, курящая на переменах, в костюме тетка — Украину. Заметьте — обе державы женские, а вот эСэСэСэР был еще как мужской.

Когда были лета, я ни в какие пионерлагеря не ездил. Мы жили на такой тогда окраине города, что деревни начинались сразу за кладбищем. Зимой там было не пройти из-за снега, весной и осенью из-за грязи, но уже в апреле, если устанавливалась сухая погода, там было классно. Через кладбище, через деревню Тюренка дорога вела к реке. Я либо ездил туда на велосипеде, либо ходил в шортах из вельвета, босиком и с голой грудью. Бунин назвал Харьков «большим южным городом», но это не совсем так. Большой южный город — это Ростов-на-Дону, но Харьков отстоит от Москвы по прямой на восемьсот километров, и потому весна и лето наступают там раньше, а осень позже. Итого набирается лишний месяц теплого времени. Я плелся там по этим дорогам вблизи деревни Тюренка, среди пчел, коров, всяческих пташек и к концу лета обычно бывал цвета темного саманного кирпича. Здоровья, которое у меня еще есть, я набрался там, в буйных зарослях бурьяна, в оврагах, идя через поля, взбираясь на холмы.