Читать «Фараон и наложница» онлайн - страница 109

— Терпение, моя сударыня, — бесстрастно ответил первый министр. — Меня никто не присылал. Горькая правда заключается в том, что мой повелитель ранен.

Последние слова казались ей жуткими, окрашенными в кровавый цвет, и она с ужасом уставилась на опустошенное лицо первого министра. Из глубин ее существа вырвался жалобный стон. Софхатеп, чьи чувства притупило горе, сказал:

— Терпение, терпение. Моего повелителя принесут в паланкине, как он того желал. Стрела поразила его в этот осененный предательством день, который начался с праздника и завершится ужасным погребальным обрядом.

Радопис не могла оставаться здесь ни мгновения дольше и выпорхнула в сад, как цыпленок, которого собираются забить. Но, едва выйдя за дверь, она застыла на месте, ее глаза впились в паланкин, который рабы несли к ней. Уступая им дорогу, она прижала руки к голове, которая кружилась от этого ужасного зрелища. Радопис вошла следом за рабами. Те осторожно опустили паланкин посреди летнего павильона и удалились. Софхатеп тут же последовал за ними, в павильоне остались он и она. Радопис подбежала к паланкину, встала перед ним на колени, сцепила пальцы и начала заламывать руки от беспросветного отчаяния. Она вглядывалась в его печальные и медленно угасавшие глаза. Радопис начала задыхаться, ее блуждающий взгляд остановился на том месте, где стрела вошла в грудь. Она заметила пятна крови, торчащую из груди стрелу и содрогнулась от невыразимой боли. Радопис воскликнула голосом, прерывавшимся от боли и ужаса:

— Тебя ранили. О, какой ужас!

Фараон лежал неподвижно. Он то приходил в сознание, то терял его. Он утомился и обессилел. Короткое плавание отняло у него последние силы, которые быстро таяли. Однако когда фараон услышал ее голос и увидел любимое лицо, в нем шевельнулось едва заметное дыхание жизни, и тень смутной улыбки тронула затуманенный взор.

Радопис почти никогда не видела фараона безразличным, жизнь бурлила в нем и стремилась найти выход, словно порыв ветра. Она чуть не обезумела, видя его таким. Казалось, будто он давно иссох и состарился. Горящими глазами Радопис посмотрела на стрелу, которая привела к этому несчастью, и поморщилась от боли.

— Почему стрелу не извлекли из груди? Позвать лекаря.

Фараон собрал остатки иссякавших сил и слабым голосом ответил:

— Это бесполезно.

В ее глазах мелькнуло безумие, она упрекнула его.

— Бесполезно, любимый? Как ты можешь говорить так? Разве наша жизнь для тебя больше ничего не значит?

Испытывая страшную усталость, фараон протянул руку, коснулся ее холодной ладони и шепнул:

— Это правда, Радопис. Я прибыл умереть на твоих руках в этом дворце, который мне дороже любого другого места в мире. Не печалься о нашей судьбе, лучше подбодри меня.

— Мой повелитель, ты сам принес мне весть о своей смерти. Что за ужасный вечер приготовила судьба? А я ждала его, мой любимый, сгорая от страсти, соблазненная надеждой. Я мечтала, что ты придешь с вестью о победе, а ты принес мне эту стрелу. Как я могу подбодрить тебя?

Фараон с трудом сглотнул и молил ее голосом, больше напоминавшим стон: