Читать «Разбойник и Мишка» онлайн - страница 33

Раненый капитан глухо стонал, но в сознание не приходил. «Здесь мы хорошо скрылись, — думал Ткачук, — но долго нельзя задерживаться на месте. Противник пристреляет и эту точку…»

Немецкий наблюдатель, видимо, потерял из виду человека с собачьей упряжкой. Снаряды стали рваться далеко впереди. Наша батарея открыла огонь, и немецкие позиции закурились дымом. Удобный момент. Теперь надо как можно быстрее добежать до лощинки. Там упряжка скроется от немецких наблюдателей. Не поднимаясь с земли, Ткачук приказал: «Встать! Вперёд!» Первым выскочил Разливай и потянул за собой остальных собак.

Когда упряжка отбежала от снопов метров на пятьдесят, впереди неё, совсем близко, разорвалась мина. Собаки бросились назад и сбились кучей у тележки. Барсик ткнулся носом в землю и упал на бок. Бобик завизжал и залаял. Ткачук подбежал к упряжке и ножом перерезал шлейку на Барсике: пёс был убит. «Разливай, вперёд!» — крикнул Ткачук.

Три собаки потянули тележку под уклон к лощине. Бобик прихрамывал, но не отставал. Капитан Тихомиров бормотал в бреду: «Куда вы?.. Куда вы?.. Нельзя отступать!.. Вперёд!.. Вперёд!..» Из всего того, что говорил капитан, собаки понимали лишь одно слово «вперёд» и ускоряли бег. Ткачук побежал вслед за упряжкой. Позади него недалеко разорвался снаряд, и будто топором подсекло правую ногу.

Вожатый попытался бежать дальше, но правая нога подвернулась, и он упал. По ноге потекло что-то тёплое, липкое. Ткачук почувствовал страшную слабость и головокружение. Он потерял из виду свою упряжку. Потом превозмог слабость, чуть приподнялся и посмотрел вперёд. Его упряжка неслась к лощине. Но вот собаки оглядываются назад и замедляют бег — потеряли из виду хозяина. Опасный момент: могут остановиться. Ткачук собрался с силами и громко, во весь голос, крикнул: «Вперёд, Разливай! Вперёд!»

Противник целил в упряжку: мины рвались впереди, сзади, по сторонам.

— Направо! Налево! Вперёд! — кричал Ткачук.

По его команде упряжка бежала зигзагами, и противнику трудно было вести прицельный огонь. — «Только бы тележку не завалили…» — мелькнула мысль у Ткачука. Он ничего не замечал вокруг себя, кроме своей упряжки. Недалеко от него, в воронке от снаряда, сидел санитар. Выглядывая из воронки, он громко звал:

— Браток! Браток! Ползи сюда! А то убьют…

Но Ткачук, кажется, не слышал его призыва.

Вон собаки спускаются в лощинку и совсем скрываются из глаз.

В той стороне, где только что была упряжка, взметнулся столб грязи — разорвался снаряд. Ткачук глухо простонал: «О-ох!..» И потерял сознание. Он уже не чувствовал, как санитар подполз к нему, взвалил его к себе на спину и пополз с ним в убежище-воронку. Там он резиновым жгутом остановил кровотечение и перевязал рану. Ткачук будто сквозь сон услышал слова:

— Ну что ты, браток?.. Очнись. Собачки твои молодцы. Наверно, проскочили…

…В этот же день в наш лазарет привезли раненых Разливая и Бобика. Мы удалили у них осколки, и я поехал в медсанбат проведать Ткачука. Ему уже сделали операцию, и он лежал на носилках в палатке, где находились и другие раненые, подготовленные для эвакуации в тыл. Ткачук был бледен, на лице у него обозначилась густая серая щетина. Он показался мне постаревшим и очень усталым. На лбу у него выступил капельками пот и слиплась седая прядка волос. Ранение было тяжёлое, с открытым переломом бедра.