Читать «Жизнь Магомета» онлайн - страница 138

Вашингтон Ирвинг

Убедившись в своей Божественной миссии— идти и проповедовать свою веру, он соответственно этому объяснял и все свои последующие сны и представления; все это он считал за указание Божественной воли, различными путями проявлявшейся ему как пророку. Мы находим его постоянно подверженным припадкам столбняка или экстаза при малейшем возбуждении или волнении, когда он легко мог воображать себя в общении с Богом, и действительно после таких припадков почти всегда следовали его откровения.

Общий характер его поведения вплоть до бегства из Мекки ясно обнаруживает энтузиаста, действующего под влиянием некоторой умственной иллюзии; он глубоко убежден был в том, что он — Божественный посланник, на которого возложена задача религиозного преобразования; и яркий путь, который его восторженный дух пробивал сквозь путаницу противоположных верований и диких преданий, не лишен поражающего величия; это был путь к чистому и духовному поклонению единому истинному Богу взамен слепого идолопоклонства его детства.

Все части Корана, объявленные им за это время, даже в том несвязном виде, в каком они дошли до нас, пройдя через различные руки, когда их первоначальная красота была, несомненно, омрачена, отличаются, однако, чистым и возвышенным характером, и от них веет если не религиозным, то поэтическим вдохновением. Они указывают на то, что он многое черпал из живых источников христианства, и, если ему не удалось усвоить их во всей безукоризненной чистоте, то это потому только, что он заимствовал эту живую воду из надтреснутых цистерн и нечистых потоков, замутненных теми, которые должны были охранять их. Вера, проповедуемая им, была все-таки чище исповедуемой многими мнимыми христианами Аравии, и его жизнь в это время соответствовала правилам его учения.

Таков наш взгляд на Магомета и на его жизнь в течение первой половины его деятельности, когда он терпел преследования и всякие невзгоды в Мекке. Но резкая перемена, как мы показали в предыдущих главах, произошла в нем после бегства в Медину, когда вместо убежища и защиты, которых он только и искал и на которые и мог только рассчитывать, он встретил неожиданно почитание, подобающее пророку, слепое повиновение как властелину и очутился во главе могущественной, всевозрастающей и воинственной толпы последователей. С этого момента мирские страсти и мирские цели слишком часто являются побудительными причинами его деятельности вместо того мечтательного энтузиазма, который, хотя и ложный, придавал, однако, теплоту набожности его более ранней деятельности. Старое учение о долготерпении, о прощении и страдании внезапно отбрасывается в сторону. Он становится мстителен к тем, которые гнали его, и проявляет жажду честолюбия и власти. Его учение, наставления и поведение носят на себе следы противоречий, и весь строй его деятельности отличается непоследовательностью и неустойчивостью. Начиная с этого времени его откровения так преднамеренны и так часто приноровлены к известным обстоятельствам, что мы невольно начинаем сомневаться в его искренности, а равно и в том, что он сам мог оставаться при прежнем заблуждении относительно их. Но нужно, однако, помнить, что записанные откровения, как мы показали, могли не всегда быть точны. То, что он высказывал от себя, могло часто передаваться как воля Бога. Нередко также он мог принимать свои личные желания за Божественные внушения и, считая себя посланным распространять истинную веру, мог, как мы уже выше говорили, принимать все направленное к этой цели за продолжающиеся Божественные внушения.